Знал он, что Сент-Вир за ним по пятам следует? Ну, а как иначе? Не думал же вправду, что один как сыч заберется в глухую ночь? Знал Сент-Вир, что это я у него за спиной слоняюсь? Пожалуй. А может, и нет. Может, каждый себе надумал прогуляться заполночь, да невзначай исходил вдоль и поперек все Приречье. Все закоулки, где оба любили поесть, и выпить, и сторговать что-то, учинить передрягу и выбраться из нее, убивать и стать притчей во языцех. Все до единого. Будто прощаясь.
Алек дошел до самого Моста — каменной махины, что ведет в ту часть Города, где тебе красуются богатые лавки, и изящные дома, и широкие тенистые дорожки вдоль реки, по которым прохаживаются их обитатели, пока взбираешься на Всхолмье, где нобили в своих поместьях млеют от свежего ветерка и отменного вида. Но в иных таки гнездится подлость и подлецы, кому до лампады кто твой хахаль, и кодекс чести, и всё и вся. Если Алек задумывал со своим фонарем ночным делом проскользнуть в особняк Тремонтеней, ему бы лучше глядеть в оба.
Темнота уж немного развиднелась. Теперь можно было различить его нескладный костлявый силуэт на фоне неба. Алек подошел к Мосту и остановился, даже не ступил на него. Просто стоял там, глядя на Город. Потом вскинул фонарь высоко над головой, то ли являя его реке, то ли являя себя всему миру. И зашвырнул штуковину подальше в воду.
Алек снова повернулся к Приречью, и к нам обернулся. Его лица было не разглядеть, но голос я слышал.
— Ричард? — позвал он в рассветную полумглу.
Смех и грех — смотрел-то он не в ту сторону.
Сент-Вир выступил из тени.
— Пойдем домой.
Они прошли в двух шагах от меня.
***
В Приречье, кто дорожит своим добром, держит двери на замке, но Ричард Сент-Вир давно покончил с этой привычкой. Тем утром, однако, он нашел дверь в их комнаты крепко запертой. Им пришлось снова спуститься к Марии за ключом.
Она вручила им холодный кусок старого железа. — Вот, вам пригодится. Может, и внутренний двор отгорожу калиткой. Как думаете?
— Пока не стоит.
Их жилище сияло безупречной чистой, старый ильмовый пол был выскоблен почти добела.
— Как страницы книги, — сказал Алек. Он вытащил тлеющую лучину из очага и что-то написал на полу, а потом стер надпись ногой, оставляя угольные разводы.
Ричард стоял посреди комнаты. Мебель была расставлена как придется. Во время схватки она, конечно, разлетелась во все стороны, а потом Мария вынесла ее, чтобы вымыть пол, и не вернула всё в точности по местам. Она пропустила кровяную крапину на стене. Ричард подтащил кушетку на привычное место между окном и очагом. Мозаичный стол, в залог за который некогда пошел бархатный плащ Алека, должен стоять ближе к стене. Ричард вспомнил день, когда Алек вернулся в Приречье, еще не остыв после прощальной стычки с герцогиней, — в руках какая-то снедь, а на бархате плаща мерцают крохотные осколки стекла.
Алек бросился на видавшую виды шаткую кушетку, из которой вылезала набивка. Беспокойно поерзал, поднялся, взял с каминной полки книгу из стопки, которую Мария вытерла и подровняла, и снова попытался прилечь.
Ричард прошел в спальню, где накануне притаился, выжидая, его противник. Теперь там царил порядок, но ему было тягостно сознавать, что кто-то посмел туда вторгнуться. Он открыл сундук, где хранились мечи. Казалось, всё на месте. Выбрал тренировочный меч и вернулся упражняться в переднюю комнату. Какое-то время тишину нарушали только его ритмичные притопы и постукивание меча о стену.
Потом Алек поднял голову от книги, которую не читал.
— Ричард, — сказал он, — пойдем в Тремонтень.
— Хорошо. — Ричард поднял меч. — Когда?
— Сколько времени у тебя займет сменить рубашку?
— А ты? Не собираешься переодеться?
Алек оглядел свои потрепанные манжеты.
— Нет. Не думаю.
Он накинул студенческую мантию и, не оглядываясь, вышел за дверь и стал спускаться по лестнице.
Не став тратить время на переоблачение, Ричард, прихватив ближайший пригодный меч, последовал за Алеком, нагнав его на площадке узкой лестницы. Алек не сказал ни слова — просто продолжал идти. Идти к Мосту. Он спускался по тесным переулкам, где ветхие дома почти касались друг друга в вечном сумраке. Он шел по улицам, где вода переливалась через края желобов, мимо фонтана в виде льва с отбитым носом, где женщины стирали белье.
Там история стала легендой. Как иначе ее назовешь?
— Куда это вы? — окликнула их Люси Бархатная Ручка, и когда Алек ответил: — В Тремонтень, — Люси отложила стирку и сказала: — Да ну? Как насчет чтобы мне пойти с вами? — Алек пожал плечами: — Почему нет? — И Люси пошла.
Они шли через Рыночную Площадь, где купцы и торговцы поднимали головы от прилавков со свежей рыбой и ворованными часами.
— Эй, Алек! — окрикнул Беззубый Джон. — Для тебя сегодня есть отменная форель!
Но Алек не остановился.
— Куда это вы? — спросил Джон, и Люси ответила: — В Тремонтень! — И Джон увязался за ними.
Они повстречали Хэла и Толстяка Роджа и те спросили: — Куда это вы? — и Джон ответил: — На Всхолмье. — И те тоже двинулись следом.
Таким манером к ним пристало еще трое или четверо, а уж дальше встречные просто вливались в толпу, потому как стоял самый день прогуляться непроторенной дорожкой.
В тот день я был с ними — в день, когда этот чудила Алек стал Герцогом Тремонтенем.
Вся наша ватага вышагивала по Приречью — хмельные и тверезые, на исходе и на зачине дня, потому как каждому хотелось приобщиться к перипетиям. Девчонки махали лентами и что-то распевали вразлад. А Сент-Вир охранял всех нас, будто шалое свадебное шествие, к которому примыкали другие мечники, добавляя ему пышности.
Для такого языкастого, как он, Алек до жути притих. Правду сказать, вряд ли он вообще проронил хоть слово. Шел как заведенный — каланча в черном, не замечая никого вокруг, будто знал, что если замнется, всё рассыплется как карточный домик. Временами нам даже бежать за ним приходилось.
Добравшись до Моста, мы не сбавили шага. Мы шли через Город, мимо лавок и нарядных домов, распевая, сквернословя и смеясь, а встречные отскакивали в стороны с визгом и воплями, зазывая друг друга уносить ноги или уставить глаза. Кое-кто даже привечал нас, пристроившись вдоль дороги. Я слышал: «Приречье!» и «Тремонтень!», да и много другого тоже. Но мы не остановились. Мы шли по широким улицам, поднимаясь на Всхолмье, мимо высоких стен и железных золоченых ворот, пока не добрались до самого большого и роскошного дома — дома Алека, куда его не посмели не впустить.
Там мы подхватили его и на плечах внесли в Тремонтень. В конце концов, он был одним из наших.
========== Алая мантия ==========
Лил дождь. Чтобы разогнать скуку, они были бы не прочь отправиться куда-то посидеть за стаканчиком, но Алек сказал, что идея промокнуть по дороге до нитки его не прельщает. Ричард только пожал плечами, и каскад быстрых ударов его длинной отполированной до блеска рапиры обрушился на многострадальную стену их жилища.
Алек скрестил ноги, устраиваясь поудобнее.
— Это надолго? — поинтересовался он.
Фехтовальщик остановился, чтобы не сбиться с ритма.
— Пока не вернутся соседи.
Алек презрительно ухмыльнулся.
— С каких пор тебя заботят жалобы соседей?
— Вовсе не заботят, — ответил фехтовальщик. — Но от них много шума. Это мешает сосредоточиться. Когда они явятся домой, я уйду. Если хочешь, можешь пойти со мной.
Алек снова усмехнулся.
— А пока мне даровано ни с чем не сравнимое удовольствие созерцать твои упражнения?
— Можешь лечь спать, — резонно заметил Ричард. — Или пойти куда-нибудь. Или наблюдать. Ты мог бы кое-чему научиться.
— Уже пробовал, — благодушно возразил его собеседник. — Бесполезно.
Ричард снова остановился и посмотрел на него.
— Ты знаешь, что я мог бы обучать тебя. Теперь, когда ты живешь в забытом богом и Городской стражей Приречье, тебе и впрямь не мешало бы освоить эту премудрость. Твои книги и ученость здесь не помогут, а я не всегда буду рядом. Успех — дело практики, и ты напрасно считаешь, что ни на что не годен.