— О, — улыбнулась она в ответ. Она и впрямь была очень хороша. Быть может, Сент-Виры были всего лишь банкирами, но банкирами отменной породы. — Но тогда вы мне, наверное, поможете?
— Да, — сказал он, — конечно. — Все дело было в ее глазах совершенно удивительного цвета. Скорее лиловые, чем синие, окаймленные густыми темными ресницами…
— Мне хотелось бы получить меч. Для сына. Нет ли у вас какого-нибудь старого, ненужного?
— Я могу посмотреть, — ответил он. И потянулся через стол. — Простите, не хочу вас смущать, но у вас пятно на локте. Вот здесь.
— Ох, — вырвалось у нее, когда он коснулся ее кожи. Пальцы у него были сильные и теплые… — Ох, — повторила она, позволив ему притянуть ее к себе. — Должна признаться, что не делала этого очень давно.
— Десять лет? — спросил он, и она ответила: — Четырнадцать.
— Да, конечно, четырнадцать. Простите.
— Ну что вы. Да, ему ведь едва исполнилось тринадцать. Так я могу получить меч?
— Вы, — галантно произнес он, — можете получить всё, что захотите.
*****
Мать Ричарда принесла ему меч. Это подарок, сказала она, от лорда Тревельяна, но Ричарду не нужно благодарить его, она уже это сделала, и он лишь смутит милорда.
Ричард не спросил позволения взять меч, чтобы показать его Криспину. Меч теперь принадлежал ему, и он мог распоряжаться им по своему усмотрению. Он уже успел отполировать клинок песком и маслом, в чем тот отчаянно нуждался. Сказать по правде, выбор из имеющегося оружия дался лорду Тревельяну нелегко. Там были старинные боевые мечи, за каждым из которых тянулся длинный шлейф семейной легенды. Были мечи для торжественных церемоний, но он знал, что Октавия таким не удовольствуется. Что ж, и правильно. Мальчик заслуживал лучшего. Впервые Тревельян задумался о будущем своих необычных арендаторов. Возможно, ему надо бы оплатить учебу мальчика, послать в город за настоящим учителем фехтования или даже отправить мальчика туда учиться. Ричард Сент-Вир уже сейчас был предан Криспину. Когда Криспин достигнет совершеннолетия, Сент-Вир может стать его личным мечником и охранять его в городе, где тот займет семейное место в Совете (ноша, которую Тревельян был только рад сложить со своих плеч), сражаться от его лица в неизбежных юношеских поединках во имя любви и чести, а когда-нибудь — увитый цветами, стоять в карауле на свадьбе Криспина. Тревельян улыбнулся этой мысли: добрый товарищ для его сына, друг всей жизни, искушенный в языке стали…
Криспин прикреплял наживку. То был его новый конек: один из их арендаторов был здешним докой по этой части, и Криспин вился вокруг его жилища, стараясь смесью лести, угроз и подкупа один за другим выведать секреты мастерства.
— Смотри! — Ричард взмахнул клинком, но аккуратно, у самой земли, где он не мог никого поранить. Оружие не было таким бритвенно-острым, как настоящий дуэльный меч, но и лезвие, и острие у него имелись.
Криспин кивнул, но не поднял головы.
— Осторожно… — бормотал он, не выпуская изо рта нитку, закрепленную на пальце рядом с крючком. — Подожди-ка… — он иголкой пощекотал перышко на крючке. — Готово! — и поднял вверх нечто, напоминающее одновременно мотылька и сухой лист.
— Красиво, — одобрил Ричард.
— Так-с. Ну-ка, посмотрим, — Криспин осторожно поместил своего мотылька на стол и поднял взгляд. — Итак, ты, наконец, обзавелся настоящим. Он острый?
— Не очень. Хочешь попробовать? Я зачехлю острие, не беспокойся.
— Не сейчас. Хочу порыбачить. Скоро сумерки. Будет клевать щука.
— Я дам тебе настоящий меч. — Ричарду было нелегко, но он все-таки сказал это. — А сам возьму деревянный.
— Говорю тебе, нет! Я весь день провозился с этим Крапчатым Королем. Сейчас или никогда. Я должен посмотреть, на что он годен! — Криспин поднял удочку, благоговейно зажав в ладони мотылька на крючке.
— Ох, ладно. Тогда я с тобой.
Ричард вложил тяжелый меч обратно в самодельные ножны, болтавшиеся у бедра, и последовал за господским сыном через внутренний двор и вниз по дороге, а потом через поля — туда, где лениво струилась заиленная река. День был будто отлит из золота. Ричард чувствовал, что такой день создан для приключения, вызова, безоглядной погони за солнцем — а вовсе не для того, чтобы стоять как истукан, выжидая, пока глупая малявка под водой купится на перышко и кусок лески, и отправится на обеденный стол. И все же он последовал за своим другом, наблюдая, как Криспин ловко забрасывает удочку.
Мальчикам уже и впрямь доводилось растлевать друг дружку — в точности, как подразумевал отец Криспина. Для них это был просто еще один способ испытать свое тело, так же, как карабкаться по деревьям, плавать или бегать наперегонки, примеряясь к темпу и скорости, и состязаясь друг с другом — и в этом тоже было несомненное сходство. Рыбалка, однако, была делом серьезным. Ричард приготовился ждать. Он спрашивал себя, потревожит ли Криспина и спугнет ли рыбу, если немного поупражняется, но решил не рисковать. Повозившись с крючком, Криспин снова закинул удочку.
Над водой жужжали комары и спаривались стрекозы.
— Завтра… — начал Ричард, но Криспин оборвал его:
— Шшш! Кажется, попалась.
Он приподнял конец удочки и леса натянулась. Ричард наблюдал за лицом Криспина: сосредоточенным, когда тот тянул, отпускал и снова натягивал лесу, и резко дернувшимся, как только рыба хлестнула по поверхности воды. Это была крупная остроносая щука, челюсти которой оказались в плену у крючка. Она противилась тяге лесы, а Криспин противился ей, когда, вспенивая воду, она взлетала в воздух — казалось, будто она хочет увлечь его в свою стихию, держа на конце почти невидимой лесы, приближаясь и удаляясь, танцуя на ветру. В конце концов, описав в воздухе змеистую серебряную дугу, щука с глухим ударом тяжко приземлилась на траву позади Криспина, жадно хватая ртом воздух.
— Ха! — завопил Криспин, глядя на свой задыхающийся трофей, и…
— Ха! — выкрикнул Ричард, свирепо вонзая меч в рыбий бок, где, по его прикидкам, должно было быть сердце.
Рыба замерла, еще раз трепыхнулась и шлепнулась оземь. Ричард грубовато выдернул меч, и рыбьи внутренности потекли по серебристым бокам.
— Зачем ты это сделал? — тихо спросил Криспин.
— Она всё равно умирала.
— Ты угробил ее.
— Это был благородный противник, — важно произнес Ричард. — Я нанес удар милосердия.
— Рыбе не дарят милосердную смерть, — голос Криспина звенел от негодования. — Это не олень и не гончая. Это рыба.
— Я знаю, что рыба, так что же?
— Посмотри на нее! — кулаки Криспина были сжаты. — Теперь она просто глупа. — Обрамленный зубами грозный рот щуки был беспомощно распахнут, крючок по-прежнему торчал из него, а перышки наживки казались уже никчемной добычей.
— Прости, мне жаль, — сказал Ричард. — Но ты всё равно сможешь ее съесть. Она и так хорошая.
— Я не хочу ее! — заорал Криспин. — Ты ее угробил!
— Так вытащи хотя бы наживку у нее изо рта. Это же отличная наживка. Правда.
— Уже нет. Хотя была, но ты и ее угробил. Тебе нравится разрушать, так ведь?
О нет, вздохнул про себя Ричард. Он видел, к чему почти неизбежно идет дело. У него и в мыслях не было уйти — вышло бы только хуже. Теперь придется дожидаться развязки.
— Уходи, — сказал Криспин. — Ты мне не друг.
— Конечно же, друг. Я был твоим другом утром. И остаюсь им сейчас.
Криспин пнул рыбу, изо рта которой потек клейкий ручеек. Ее глаза были открыты. Выглядела она и впрямь довольно глупо.
— Говоришь, будто тебе жаль, но это не по правде.
— По правде. Мне жаль. Жаль, что я угробил твою рыбу. Это отличная рыба.
— Тогда докажи.
Начинается, подумал Ричард. По телу пробежала невольная легкая дрожь.
— Как?
Он ждал. Криспин задумался.
Чем дольше размышлял Криспин, тем хуже казалось дело. Он точно выдумает что-то ужасное. Заставит его съесть рыбу сырой? Он не знал, сможет ли.
— Дай мне свой меч, — велел Криспин.
— Нет! — Это было слишком.
— Я верну его.