Да, наверняка это один из тех истинно стоящих игроков, которые посещают Айронмайн не чаще, чем раз в десятилетие, спускаясь из Большого Города на речных пароходах, бороздящих темные воды подобно роскошным кометам и рассыпающих косматые хвосты искр из высоких как секвойи труб с вычурно украшенными верхушками из листовой стали, или прилетают на серебристых лайнерах, чьи дюзы сверкают как брильянты, а ряды иллюминаторов похожи на рой астероидов. И кто знает, не прилетали хотя бы некоторые из них действительно с других планет, где ночная жизнь ускоряла свой бег, бередя души ощущением риска и восторгом.
Да, это был именно тот человек, против которого Джо просто рвался применить все свое умение. Он уже ощущал легкое прикосновение силы к своим замершим пальцам.
Джо опустил взгляд на стол. Стол был с необычно глубокими бортиками, шириной в человеческий рост и раза в два длиннее. Обтянут он был не зеленой, как обычно, а черной материей — будто чей-то гигантский гроб. Было в этом столе что-то очень знакомое, но что именно Джо вспомнить не удавалось. Дно стола поблескивало мельчайшими искорками, будто было усыпано алмазной пылью, и когда Джо наклонился и заглянул через край, его кольнуло сумасшедшее ощущение, что это вовсе не стол, а колодец, пронизывающий Землю насквозь, а искорки — это звезды на той стороне, видимые даже при дневном свете, как из глубокой шахты. И что проигравшийся дотла человек, закружись у него от расстройства голова, может свалиться туда и будет падать вечно то ли в преисподнюю, то ли в какую-то бездонную черную вселенную. От всего этого мысли Джо разметались, и он почувствовал внизу живота холодный тугой клубок страха. Как сквозь вату, он услышал рядом слова:
— Бросай, Большой Дик!
И кости, выкатившиеся откуда-то справа, закружились волчком в центре стола — так, что Джо не мог их толком разглядеть, пока они не остановились. И тут его взгляд надолго приковала их необычная форма. Кубики из слоновой кости были непривычно велики, имели закругленные углы и ребра, а темно-красные очки на гранях сверкали как настоящие рубины, располагаясь так, что каждая грань напоминала маленький череп. Например, выпавшая сейчас “семерка” (Большой Гриб справа от Джо не добрал три очка до нужной “десятки”) состояла из “двойки” — двух злобно скошенных рубиновых глазок и “пятерки” — тех же двух глаз, носа посередине и двух точек, образующих зубы.
Длинная тонкая рука в перчатке белой коброй метнулась вперед, подобрала кости и положила их на край стола прямо перед Джо. Он набрал побольше воздуха, взял со своего столика одну фишку и совсем было положил ее рядом с костями, но тут до него дошло, что здесь эти вещи делаются как-то иначе, и он вернул ее обратно, хотя ему и хотелось изучить ее повнимательней. Фишка была на удивление легкая, цвета топленых сливок, и на поверхности на ощупь чувствовался какой-то знак, не видимый глазу. Джо не удалось определить осязанием, что же это за знак, но прикосновение дало свой результат — рука его буквально затрепетала от переполнившей ее силы.
Тогда он быстро скользнул взглядом по лицам игроков, не пропуская и главного из них напротив, и тихо произнес:
— Ставлю пенни, — подразумевая, конечно же, светлую фишку, то есть доллар.
Все Большие Грибы возмущенно зашипели, а луноподобное лицо толстого Мистера Кости побагровело, когда он повернулся и стал призывать на помощь вышибал.
Но тут Большой Игрок поднял вверх черную атласную руку с мраморной кистью ладонью вниз. Шипение моментально прекратилось, а Мистер Кости остыл быстрее, чем метеор, врезавшийся в глыбу космического льда.
Тихим вежливым голосом, без малейшего намека на недовольство, человек в черном сказал:
— Ставка принята, господа игроки.
И это было решающим подтверждением мыслей Джо. Настоящие великие игроки всегда истинные джентльмены и снисходительны к бедным.
— Не робейте, — обратился к Джо один из Больших Грибов голосом с легкими нотками вежливой издевки.
И тогда Джо взял кости…
С тех самых пор, когда он впервые ухитрился Поймать два яйца одной тарелкой, обыграть в шары весь Айронмайн и бросить шесть кубиков от детской азбуки так, что они выстроились на ковре словом “мамуля”, о Джо пошла слава, как о человеке, обладающем неимоверной меткостью броска. Он мог в полумраке шахты с пятидесяти футов попасть кусочком железной руды в голову крысы, а иногда забавлялся тем, что кидал куски породы в то место, откуда они откололись, и те, попав точно в цель, как бы прилипали к стене на несколько секунд. Если бы ему довелось когда-нибудь работать в космосе, он безусловно смог бы управиться сразу с шестеркой лунных скиммеров одновременно или устраивать слалом в гуще колец Сатурна. Ну а единственным отличием между бросанием камней и метанием костей было то, что кости должны еще отскочить от бортика стола — что делало все это еще более увлекательным.
Гремя зажатыми в кулаке кубиками, он почувствовал, что рука и кисть налились силой, как никогда раньше.
Бросил он быстро и низко — так, чтобы кости легли прямо перед ассистенткой в белых перчатках. Необходимая “семерка” сложилась, как он и рассчитывал, из “тройки” и “четверки”. Красные точки образовали тот же рисунок, что и на “пятерке”, только у каждого черепа было по одному зубу, а у “тройки” к тому же не хватало носа. Что-то вроде детских черепов. Он выиграл пенни, то есть доллар.
— Ставлю два цента, — объявил Джо Слаттермил.
Теперь он для разнообразия выбросил одиннадцать очков, “шестерка” была похожа на “пятерку”, только зубов было три; этот череп смотрелся лучше всех прочих.
— Ставлю никель без одного.
Эту ставку разделили, обменявшись насмешливыми взглядами два Больших Гриба.
Теперь нужно было выбросить “четверку”, что Джо и сделал. “Единица” и “тройка”, причем “единица” с ее единственной точкой, смещенной к краю, все равно каким-то образом походила на череп, череп циклопа-лилипута.
По ходу дела он выиграл еще немного, с отсутствующим видом выбросив весьма необычным способом три “десятки” подряд. Ему все хотелось рассмотреть, каким образом девушка-крупье подбирает кости. Он не мог отделаться от впечатления, что ее пальцы проскальзывают под кубиками снизу. В конце концов он понял, что это ему не мерещится: хотя кости и не могли пройти сквозь мерцающую алмазами поверхность, рука в белой перчатке была на это способна.
И Джо снова представил себе дыру размером с игорный стол, пронизывающую Землю насквозь. Это значило, что кости падали и вертелись на абсолютно прозрачной поверхности, непроницаемой для них, и только для них… а может, наоборот: руки девушки-крупье — это единственное, что может пройти сквозь нее, и тогда образ проигравшегося игрока, совершающего Большой Прыжок в колодец, рядом с которым глубочайшая шахта Земли, не больше чем оспинка — всего лишь бред?
Джо хотел удостовериться наверняка. Он не желал иметь лишние неприятности, если в решающий момент игры у него закружится голова.
Он сделал еще несколько ничего не значащих бросков, время от времени бормоча для правдоподобия что-то вроде:
— Ну давай же, Малыш Джо, ну давай…
Наконец он приступил к осуществлению своего плана. Он исполнил очень сложный бросок, так чтобы кости отлетели от противоположного бортика и вернулись обратно; чуть-чуть подождал, чтобы дать игрокам увидеть очки — две “двойки” — и, выбросив вперед левую руку, схватил кости на долю секунды раньше ассистентки.
Уф-фф! Ни разу в жизни Джо еще не приходилось терпеть, не дрогнув ни единым мускулом, такую адскую боль — даже когда оса ужалила его в шею в тот самый момент, когда Джо первый раз запустил руку под юбку своей жеманной, капризной и легко меняющей решения будущей жены. Сейчас ему показалось, что пальцы и тыльная сторона кисти побывали в раскаленном горне. Немудрено, что на ассистентке белые перчатки. Небось, асбестовые. Хорошо хоть догадался поберечь правую руку, мрачно подумал Джо, искоса разглядывая вздувающиеся волдыри.
Он вспомнил то, о чем ему долбили еще в школе и что наглядно подтвердила потом Двадцатимильная шахта, недра которой жутко раскалены, и эта дыра в игорном столе, должно быть, втягивала этот жар, поэтому игрок, прыгнувший в нее, сгорит, не пролетев и пары сотен ярдов, а его прах вылетит где-нибудь в Китае.