Сэмка протиснулся между бочками и стеной, присел на корточки в углу. Я остановился над ним — мы оказались в тесном закутке.
— Лучше не задерживаться, — сказал я. — Там кто-то вышел из двери.
— Пыточная! — Маркелыч с размаху вонзил тесак в бочку. — Пыточная, а рядом — вино. Шоб палачи, значит, опосля работки могли хлебнуть…
— Пыточная? — переспросил я. — Вряд ли, Сэмка. Не думаю.
— Так это зал для танцев был? Табачная лавка? — Сэмка с усилием выдернул тесак и встал, упершись животом в основание бочки. — Или, может, центровой бордель? Джа, я вижу дыбы и вижу покалеченных жмуриков. Што я вижу? Пыточную.
Я покачал головой:
— Нет. Дыбы не так выглядят. И вообще, мне показалось, это скорее что-то вроде лаборатории.
— Рабо… — Он вдруг поперхнулся и закашлялся так, что лицо побагровело. — Раболатории? Это што еще такое, умник?
— Ла-бо-ра-то-ри-я, — раздельно повторил я. — Как у алхимика или мага какого. В них проделывают всякие опыты. Исследования проводят, понимаешь? — Я потянул его за рукав и двинулся вдоль стены, прижавшись к ней спиной. — Видел жабу в башке того полумедведя? Я что-то такое… ладно, не такое, но похожее, сегодня утром наблюдал. У того эльфа-психа, который торговую баржу спалил. Он тоже пообвешался косточками да жуками. А тут кто-то проводит опыты. Колдун пытается оживить трупы с помощью магических вставок.
Запах вина и древесины пропитал все помещение и вытеснил тошнотворно-сладкий дух лаборатории. Маркелыч топал за мной, с трудом протискиваясь там, где я проходил свободно. Его лицо пылало, волосы над низким лбом слиплись от пота. Я видел, как дергается правое веко Сэмки.
— Успокойся… — начал я, и он перебил:
— Да знаю. Щас, погодь, я передохну чуток токо. На жмуриков-то я насмотрелся уже, но такого никогда не видал, понимаешь? Неужто кто-то помимо полузверей это делает? Я говорю: убить кого — это плевое дело. Я и сам… Но заливать потом ему в брюхо какое-то дерьмо, выскребать мозги да класть туда торфяную вонючку… Где мы все же находимся, как думаешь, Джанки?
— Гроххм, — произнес кто-то неподалеку, — Аххгм гроххм?
Это были именно слова незнакомого мне языка, а не рычание животного. Я махнул Сэмке, и мы встали. Находились мы все еще возле стены, и если бы протиснулись между двумя бочками, то попали бы в проход, который тянулся посередине погреба. Чуть дальше ряд бочек заканчивался, за ним виделся край чего-то, что напоминало стол, но было слишком большим для стола. С той стороны доносился громкий скрип.
— Бхрагг харгканерр бгррамм?
Скрип повторился, и тут же пальцы Сэмки так сжали мое плечо, что я чуть не вскрикнул от боли. Маркелыч уставился назад, в узкое пространство между бочками и стеной. По этому пространству шла массивная волосатая фигура, казавшаяся слишком большой для того, чтобы свободно передвигаться здесь. Через мгновение я понял, что происходит: полумедведь, проходя мимо бочек, просто сдвигал их одну за другой. Сэмка повернул ко мне лицо, искаженное ужасом. Его глаза стали круглыми, рот широко раскрылся, собираясь исторгнуть крик. Я без замаха ударил его кулаком в брюхо, и он захлопнул рот, захлебнувшись так и не прозвучавшим воплем. Я обхватил Маркелыча за шею и поволок между двумя бочками прочь от стены и узкого пространства, по которому к нам приближался мертвый гоминид.
— Гарххамм?
— Броххд!
— Эгх, броххад…
Мы вывалились в центральный проход, прямо под ноги существам. Огромные желтые туши, передники на брюхах, кожаные колпаки на головах, под ними — свиные рыльца, заплывшие жиром глазки и выпирающие из-под оттопыренных губ беззубые розовые десны. Три тролля-гиганта сидели на табуретках вокруг стола. На столе стоял кувшин размером с бочонок, а рядом кружки-ведра.
— Эргхха?!
Самый здоровый тролль, с широченной черной повязкой на правом глазу, схватил кувшин и, не говоря худого слова, запустил им в нас. Маркелыч, которого я выволок из-за бочек, стоял спиной к проходу, так что я присел и прикрылся им. Со звоном кувшин разбился о спину Сэмки, он покачнулся и рухнул на меня. Тролли вскочили, переворачивая стол. Две или три бочки покатились, ломая деревянные подставки, и полумедведь выбрался на свободное пространство.
— Харреганх!
Тролль схватил стол и обрушил его на голову гоминида. Столешница была очень толстой, но она сломалась, а полумедведь остался стоять. Я уже волок Сэмку прочь, стараясь не попасть под ноги троллям, видя при этом старика, который медленно приближался к нам по центральному проходу с противоположной стороны погреба. Одет он был необычно, в зеленый кардиган с широкими, длиной до локтей, рукавами, и в короткие, чуть ниже коленей, штаны.
— Кто? Это кто?! — сипел Маркелыч.
Позабыв про нас, тролли, ревя, бились с гоминидом, в воздухе, задевая низкий потолок, мелькали могучие лапы.
— Кто это?!
— Пустынные тролли… — Все это время я передвигался, почти елозя задом по полу и упираясь в него ногами, а теперь вскочил и потянул Маркелыча за шиворот, пытаясь поднять. — Редкое племя. Ты что, никогда их не…
— Да знаю! — Он оттолкнул меня и встал. — Трупак, это кто? Почему он живой?!
У него начиналась истерика — или, вернее, тихая истерика переходила в буйную. Мы очутились в конце погреба, возле запертых на засов широких дверей.
— Вррах, бэбби!
Я услышал громкий хруст и увидел, как гоминид, которого тролли схватили за лапы и подбросили, ударился в потолок. Мгновение он висел, словно прилипнув к нему, а потом упал, и одноглазый тролль с хлюпаньем наступил на него лапой-колонной. Старик, все это время не спеша приближавшийся к ним по проходу, вскрикнул и побежал, широко расставив руки. Нарастающее стаккато треска понеслось по залу, волной сопровождая перемещение старика. Бочки слева и справа от него подпрыгивали, громко треща, из щелей между деревянными ребрами прыснули красные струи, словно вино внутри вскипало и рвалось наружу.
— А-а-а… — С криком я развернулся и вцепился в массивный засов, пытаясь сдвинуть его.
Сэмка, глаза которого стали совсем безумными, все же что-то еще соображал: он тоже навалился на засов, помогая мне. Треск бочек перешел в грохот, затем все это накрыл звуковой вал шипения и плеска. Засов сдвинулся, створка двери начала приоткрываться под нашим весом, и я оглянулся. Бочек уже не было, волна бушующей бело-розовой пены и темно-красного вина катилась по погребу, но в ней точно посередине оставалась прореха, по которой, широко расставив руки, бежал старик. Пустынные тролли попятились, и тут же волна накрыла сначала их, а потом — нас.
Если бы мы не отодвинули засов, то оказались бы расплющенными о двери. А так нас вынесло сквозь круглый люк и подбросило, словно струей очень мощного фонтана. Мы рухнули на пол, поток вина отнес нас в сторону и схлынул. Я встал, за шиворот приподнимая Маркелыча, слыша громкий скрип и ощущая, как подрагивает пол. Над нами нависал низкий скошенный потолок, а рядом имелся широкий проем. Волоча Сэмку за собой, я прошел в него.
Мы покинули подземный уровень. В этом месте свет был тусклым, но зато лился он со всех сторон — от свечей, горевших в красивых дорогих подсвечниках. Виднелась огромная мраморная лестница, из-под которой мы вышли, мраморные полы и стены, изразцы с глазурью, двери красного дерева и тяжелые портьеры. Все это напоминало сцену из пьесы про дворцовую жизнь в постановке богатого театра, который может позволить себе шикарные декорации. Из-за декораций доносились приглушенные раскаты грома. В дальнем конце зала стояло несколько человек, в броне, с пиками и мечами. Я попятился, ступив на первую ступень лестницы.
Пол дрожал, снизу доносились утробное ворчание и клокотание. Люди в броне наконец опомнились и двинулись к нам. Я поднялся еще на несколько ступеней, и тут пол в центре зала раскрылся лепестками. Мраморные плиты взметнулись вверх, вслед за ними поднялась густо-красная, почти черная в свете свечей волна. Она прокатилась по залу, ударилась в стены и схлынула. Плиты с грохотом и хлюпаньем попадали. У моего уха Сэмка шумно втянул носом воздух — от винного духа сейчас запросто можно было опьянеть.