— И за тебя? — спросил я. Он помедлил и сказал:
— За меня — нет. Отомсти за птиц.
Я хотел ответить, что мне наплевать на птиц, но не сказал ни слова, потому что глаза его закрылись. Некоторое время я сидел неподвижно, потом вскочил так резко, что закружилась голова.
К тому времени, когда я нашел не до конца прогоревшую широкую доску и с ее помощью вырыл яму, наступила ночь. Закопав старика, я воткнул палку, клинком нацарапал его имя и положил на могилу обгоревшее перо квальбатроса.
Мимо складов и домов портовых служащих я прошел к заднему двору «Облака» и в дверях столкнулся с Большаком. Увидев меня, он сказал:
— Что с тобой?
Я молчал, глядя на него.
— У тебя лицо серое. Что-то случилось, Джа?
— Нет. Ты достал?
Дитен вытащил из-за пазухи грязную тряпицу и очень аккуратно развернул. Там был кусочек темно-коричневого рыхлого вещества, напоминавшего влажную глину, в которую вдавлено несколько желтых зерен.
— И это стоит тридцать золотых? — хмуро спросил я, забирая тряпицу.
— Тридцать два, — поправил он. — Монету я себе оставил на пропой.
— Ладно… — Я подбросил тряпицу на ладони, и Дитен охнул, отскакивая от меня.
— Ты охренел?!
— Так она же свободная, — возразил я. — Несвязанная.
— При чем тут связанная — несвязанная? Это высший сорт. Она даже на слабый удар может ответить!
Подумав, я завернул икру, положил в карман и спросил:
— Ты что сейчас собираешься делать?
— Сказал же — напьюсь, — отрезал он. — Потом завалюсь спать. Я ж не орк какой-нибудь, чтоб по ночам шастать. А ты?
— Где Лапута?
— А тролль ее знает. Не видел. В общем зале нам лучше не показываться. Сейчас попрошу ту рыжую, чтоб принесла пару бутылок в комнату, и…
Я прислушался к звону и шуму голосов, доносившемуся из глубины борделя. В это время здесь уже, должно быть, полно клиентов.
— Все не пей, мне оставь, — сказал я. — Утром будет для тебя дело. Я скоро приду.
Мы разошлись — он затопал по лестнице на второй этаж, а я прошел по коридору и остановился перед узкой, запертой на несколько замков дверью. В ней имелся небольшой «глазок», сквозь который открывался почти весь гостевой зал «Облака».
Там уже полным ходом шла пирушка. В ярком свете свечей я разглядел столы и диваны, девиц в белых платьях с глубокими декольте, клиентов. В основном это были люди, хотя попадались и гоблины, а за дальним столом восседала даже компания троллей, обычно не склонных к посещению подобного рода заведений. Четверо музыкантов на круглой сцене наяривали что-то веселое. Лапуты нигде не видно. Я отвернулся, соображая, где ее можно найти. Вряд ли она покинула заведение в разгар трудового вечера. Может, мамаша на кухне, следит за своими эльфийками-воровками. Или… Я вспомнил о том, что находилось рядом, во внутреннем дворе, и вернулся к двери, через которую попал сюда.
Снаружи было темно. В дальнем конце двора стоял приземистый домик, больше всего напоминавший старый, давно не используемый сарай. Вот только ставни на окнах были слишком массивны и слишком плотно закрыты. Если я не ошибся, то дверь тоже замкнута изнутри, но еще давным-давно Лапута показала мне другой ход — чтобы посреди ночи я мог укрыться от погони. Я вгляделся в темноту. Под дверью кто-то неподвижно сидел на корточках, слева, возле угла дома, темнела еще одна фигура. Подумав, я обошел дом справа. С другой стороны, как и шесть лет назад, лежала ручная тележка, которую можно было перевернуть и приставить к стене. Под крышей имелось узкое окно, плохо различимое даже днем. Если встать на перевернутую тележку, то до этого окна можно дотянуться.
Я протиснулся на чердак. Под ногами скрипел устланный соломой пол. Из дальнего угла сквозь открытый люк проникал яркий свет факела, и когда я заглянул в люк, то увидел, что факел горит в подставке, укрепленной на стене первого этажа. Вниз тянулась лестница, моему взгляду открылись пол и нижняя часть распахнутой двери.
Из-за нее доносились голоса.
Я стал спускаться, осторожно и медленно, не забывая прислушиваться к тому, что происходит внизу. Постепенно взгляду открывалась просторная, тускло освещенная комната со столом в центре. Голоса зазвучали отчетливее.
На середине лестницы я остановился и присел.
За столом сидело пятеро. Во главе, спиной к двери, Лапута, слева два гоблина, справа человек и гном. Я хорошо знал их всех.
Гоблинов звали Грам и Бром, они были братьями, но не слишком дружными — их деловые интересы часто входили в конфликт. Человек, уже довольно старый, с заплетенными в длинную косу седыми волосами, звался Пен Галат; а настоящего имени гнома я никогда не знал — да и никто в городе, скорее всего, тоже, — хотя все именовали его Пиндос. В данный момент он спрашивал, подскакивая на стуле и почесываясь:
— Не понимаю тебя, мамаша. За каким бесом ты его продаешь?
— Твое какое дело? — отвечала троллиха.
Пен Галат промолчал, а оба гоблина заворчали что-то в том смысле, что, мол, и вправду, непонятно и подозрительно…
Лапута перебила:
— «Облако» доход регулярный приносит, вы все это знаете…
— А цена-то, а? — громыхнул Бром, но Лапута не дала себя сбить.
— … вон, могу провести, показать — даже сейчас, когда весь город затихарился, народу полно, почти все девки заняты. Потому цена моя подходящая.
— Пять сотен золотом!!! — вскипел гном Пиндос, хватаясь за голову. — Это ж целое состояние!
— Подходящая цена, — повторила Лапута. — А ежели тебя чё не устраивает, коротышка, так вали на все пять сторон, я ж тебя не держу, верно? Кто-нибудь другой купит, да еще и облизнется.
— Нет, а все же целых пять — это… — не сдавался гном, но его перебил Пен Галат. Он сказал негромко, но с такой холодной уверенностью, что все остальные замолчали:
— Пятьсот за «Облако» — годится, мы все это знаем. Пиндос кипятится из-за другого, да сказать не хочет. Ты, Лапута, не придуривайся. Должна понимать наши чувства. Вот, смотри. Ты хозяйка борделя, самого крутого в портовом районе. Заведение у тебя крепкое, постоянные клиенты, девки подобраны складные, умелые. Никому ты ничего не должна, дом не заложен, короче — все путем. Все знают, как ты об «Облаке» всегда заботилась, как порядок здесь поддерживала. И вдруг ты просишь нас прийти и заявляешь, что хочешь «Облако» продать. А мы тоже не эльфы с гор, Лапута. У нас у каждого свое дело налажено, и мы понимаем, что так просто с регулярным доходом не расстаются. Значит, какой-то подвох во всем этом имеется. Я мыслю: либо на тебя Самурай наступил, да так сильно, что ты и не знаешь, как из-под него выбраться, либо ты тайком заложила бордель гномам-ростовщикам…
— Не, — вмешался Пиндос. — Это — не. Я бы знал, точняк.
Не обращая на гнома внимания, Галат продолжал:
— И потому вопросы наши, Лапута, законные. «Облако» купить вроде заманчиво, но и пять сотен рыжья — сумма немалая. Потому мы хотим вначале разобраться, взвесить…
Все взглянули на Лапуту. Она некоторое время смотрела Пену в глаза, потом опустила голову и глухо произнесла:
— Тебе скоко годов, человече?
— Много, — откликнулся тот.
— А мне — еще больше. Причина одна: устала я. Устала, хочу на покой. Сил нет больше за девками глядеть, пьяных клиентов утихомиривать, барыши считать… Хочу домик с огородом да вышивкой заниматься. Деньги у меня отложены, а еще то, что за «Облако» выручу, — до смерти хватит. Тебе, Пен, даю слово: нет, не заложено. Нет, не наступал на меня Самурай. Ясно? — Она резко подняла голову и в упор посмотрела на Галата.
Помедлив, тот кивнул, и тут мне в зад уперлось что-то острое. Я не то чтобы подскочил, но, в общем, слегка приподнялся, при этом чуть не сверзившись с лестницы. Быстро глянув вниз, я обнаружил там Хорька Твюджа, невысокого пузатого мужичка, ближайшего порученца Пена Галата. Галат был представителем старой гвардии, и в помощниках у него ходили солидные, бывалые дядьки. Хорек держал обеими руками короткую толстую пику вроде тех, которыми обычно пользуются гоблины. Он, медленно двигая челюстями, пережевывал табачную жвачку.