Я перевел взгляд на тех двоих, что остались за баррикадой, вытащил из ножен сабли и, стараясь не шуметь, осторожно пошел вперед.
Когда шеи Хорька Твюджа коснулись с двух сторон лезвия сабель, он даже не пошевелился. Стоя спиной ко мне, закрывая того, кто лежал на земле, он спросил:
— Кто?
— Я держу их крест-накрест, как ножницы, — произнес я. — Большие ножницы, Хорек. Сделаешь что-нибудь не то, и я чикну твою шею.
— Джа… — сказал Хорек. — А мы тебя все утро ищем.
— Ладно, вот и встретились. Много у тебя оружия?
— Мне хватает.
— Бросай. Только осторожно двигай руками.
Он помедлил, затем начал вытаскивать ножи и дротики. Я стоял за его спиной с саблями наготове. Хорек, не наклоняясь, приподнял ногу и достал из сапога тонкий стилет. При этом он чуть качнулся.
— Э! — сказал Хорек. — Резанул, Джа…
Из-под его левого уха потекла тонкая красная струйка. Все-таки эти сабли были на удивление острыми — я же совсем не надавливал.
— Не отвлекайся по мелочам, Хорек. Все?
— Все.
— Точно? Подумай.
Он громко зачавкал табаком, поднял вторую ногу и достал еще один стилет. На мостовой рядом с нами уже образовалась горка из оружия.
— Все теперь, точняк. Больше у меня ничего нет.
Я ждал.
— Ну, сказал же — все!
— Ладно. — Я опустил сабли. — Давай-ка отойди…
Он сделал шаг в сторону и повернулся, но я на него уже не глядел — передо мной лежал Пен Галат. Голова воровского старшины была перемотана, торчащие из-под повязки седые волосы слиплись от крови. На лбу темнела корка засохшей крови, губы плотно сжаты, а лицо серое.
— Я так понимаю, подставил ты нас, — произнес Хорек.
Я перевел взгляд на него — он жевал табак, лицо его было, как всегда, спокойно — и опять взглянул на Пена.
— Жив?
— Жив-то жив, но…
Глаза Пена моргнули, рот приоткрылся.
— Тайник… — прошептал Галат. — В том поместье… пустой. Фиалы нет.
Я кивнул.
— Но в поместье был лиловый бородавочник, да?
Галат закрыл глаза. Все это время из «Облака» доносились крики и шум, а теперь они начали стихать.
— Как дело было, Хорек? Все рассказывай, подробно.
Он кивнул на Галата:
— Наши старшие скумекали объединиться и скопом на поместье наскочить ночью. Найти тайник, взять фиалу, а после ужо порешать, как с нею быть. Ну, меня-то отрядили к Лапуте с деньгами за «Облако», так что я уже под конец разборки к поместью подгреб. Оказалось, там обретался бородавочник, что сейчас старшой в охране Большого Дома. А лиловый бородавочник, это ж… Его бьешь-бьешь, а что получается? Перья токо тупятся. А еще, когда по шишке попадешь, она лопается и тебе в мордень ядовитым дерьмом прыскает. Пятерым нашим рожи поразъедало так, что где глаза, где рот-нос, и не разобрать. И еще он Граму своим топором башку отсек. А Пиндоса вообще в лепешку стоптал. Ну, наши его, конечно, все же порезали. Бром в лобешник тесаком засадил. Ломанули стену — а тайник-то пустой. Что делать? Ты ж нас туда направил, Джа. Решили вернуться к Лапуте, ведь ты с ней дружен и последнее время в борделе отирался. Пришли, тебя нет… А у Брома, как Грама завалили, чердак-то… — хорек постучал себя кулаком по лбу, — … уехал. И он вдруг ни с того ни с сего психанул: мол, все это дело подстроено хозяином… — Хорек повел головой в сторону Пена. — Чтоб, значит, остальных порешить, а «Облако» чтоб ему одному досталось. Мы Брома еле успокоили, подступили к Лапуте с вопросами, а тут эльфы налетели. Я-то теперь понял, они тоже тебя искали, но Бром окончательно свихнулся. Решил, что еще и Самурай хочет под себя бордель взять. Мол, Пен, ты и Самурай втроем сговорились…
— Постой! — перебил я. — Лапута что, еще не уехала?
— Не-е… — протянул Хорек. — Там она, затихарилась где-то.
— Утаскивай хозяина отсюда, — посоветовал я, поворачиваясь к «Облаку». — Может, он еще выживет. А про это дело забудь, Хорек, тут уже все кончено.
В борделе царила тишина — все, кто был здесь, или погибли, или сбежали через окна и задние двери. Я шел, ощущая нарастающую внутреннюю дрожь, повторяя про себя: «Остался один… один…»
Большой зал — пустой, разбросанные пуфики, перевернутая софа, осколки посуды. Трупы. Кухня — пустая, битая посуда, сломанные столы, раздавленные объедки на полу. Трупы. Я взбежал на второй этаж, громко позвал Лапуту и, не дождавшись ответа, вернулся вниз. Спрыгивая с последней ступени, я вытянул перед собой руку с растопыренными пальцами.
Они мелко дрожали. Все тело было напряжено, и в ушах тонко звенело.
Из-под лестницы донеслись стук и тихое поскрипывание. Я метнулся туда.
Из неприметной низкой двери кладовой торчал зад Лапуты. Она выпрямилась, закинула на плечо объемистую котомку, повернулась и увидела меня.
— Джанки… — Мамаша шагнула вперед, приглядываясь к моему лицу. — Больше никого нет, все уроды свалили? Чего ты так раскраснелся?
— Второй, мамаша! — сказал я ей. — Второй готов!
Она прищурилась.
— Кто готов?
— Бородавочник Даб, начальник охраны Большого Дома. Воры прирезали его недавно в бывшем поместье Дэви.
— Это один их тех, кто тогда…
— Да, один из троих. Неклон умер, теперь и Даб. Осталось закончить дело. Ты как, мамаша? Где твои девки?
— Всех распустила. Денег дала на дорогу, после того как со мной за «Облако» рассчитались, и приказала убираться из города. Я уж тоже собралась уходить, да тут Пен и Бром со своими громилами ввалились. Хотели узнать, где ты. Бром, он совсем свихнулся. А после еще эльфы возникли с Самураем, тоже по твою душу. Ну, у них свалка началась, а я здесь спряталась…
— Где Большак?
Мамаша вздохнула:
— Его Самурай унес. В самом начале дал по башке, взвалил на плечо и унес, а своих оставил тут воевать.
Я шагнул назад и потер лоб, соображая:
— Наверно, в Большой Дом он его потащил?
— Может и так. — Лапута поудобнее перехватила котомку. — Что с тобой, Джанки? Ты ж обычно медленный, основательный, а сейчас такой… резкий стал. Нервный.
Я стукнул кулаком по стене, выскочил из-под лестницы и окинул взглядом зал.
— Коротышка твои планы знал? — догадалась Лапута, выходя следом.
— Он мало знал, но о многом догадывался. Я хотел ночью, но… Все, конец. Надо делать это прямо сейчас. У меня все готово, почти все. Лапута, ты уходишь? Куда?
— Погоди, не части. Значит, я сейчас в порт. Там меня поджидает один корабль, с капитаном которого я столковалась еще утром. Я тут, наверно, последняя осталась во всем порту. Народ скарб свой похватал и за город смылся или уплыл, у кого возможность была, от греха подальше. Ты что собираешься делать, Джанки?
Я хлопнул по сумке на поясе:
— Есть чем заняться. Мне в Большой Дом надо.
— Я так и думала. Слушай сюда. В Большом Доме последние месяцы непонятные дела творятся. Всю прислугу оттуда выгнали, осталась только стража на первом этаже. Никого внутрь не пускают, кроме Самурая, Даба и Неклона, но последние двое уже покойники. Говорят, Протектор чем-то болен. И еще говорят, он с корсарскими Капитанами спелся и плавает к ним на каком-то чудном корабле, который никто увидеть не может… Да ты меня слушаешь, Джа?
— Слушаю. Это что ж за невидимый корабль такой? Мамаша, а что сейчас в «Неблагом Дворе»? Он работает еще?
— Это игорный дом, что ли? Нет, закрыт с тех пор, как ты из города исчез. Одного владельца, Тремора, убили тогда, помнишь? Двое других не поделили что-то, один решил из-под Галата уйти, а тот, конечно, стал возражать… Короче, закрыт он. Как и Капище, похожая история.
— Так, хорошо… Мамаша, у меня последнее дело к тебе осталось. Мне сейчас нужны хороший кошачий жеребец, эплейский самострел, длинная крепкая веревка с крюком и факел. Без них — все пропало. И они мне нужны очень быстро, Лапута. Прямо сейчас.
Троллиха сморщила зеленый лоб, соображая, вручила мне свою котомку, развернулась на каблуках и полезла обратно в кладовую.