— Оказывается, я плохо знал тебя, Агнесса. Власть сделала тебя извращенней.
— Не Агнесса, Джанки. Я — Протектор Безымянный. Я — «он», не «она». Это старая традиция, Протектор не может быть женщиной. Теперь скажи, зачем ты пришел сюда? Все это… — она медленно подняла руку и показала на дверь, — затеяно лишь ради того, чтобы отомстить мне? Глупо. Где фиала?
Опять вспышка снаружи, потом донесся визг Красной Шапки, и пол дрогнул — что-то там обрушилось.
— Для чего тебе заклинание, Агне… Протектор?
— Моя последняя надежда вылечиться.
— И все?
— Все? Нет. Еще — власть. Но это второе. Первое — вылечиться.
— Говорят, ты вступила в перемирие даже с корсарскими Капитанами. Плавала к ним на каком-то таинственном корабле. Где этот корабль? И зачем тебе понадобились корсары?
Тыльной стороной ладони она провела по лбу.
— Он внизу. Этот корабль — единственный, больше таких пока нет. Я хотела обменять его на лекарство — у полузверей есть лекарства, которых нет у нас. Бесполезно, выяснилось, что тритон они не лечат. Но макгаффин… Где он, Дэви?
За моей спиной раздался грохот, и Самурай метнул в дверь горшочек, который все это время держал в руках. Приседая, краем взгляда я заметил фигуру в дверях — горшочек ударил Красную Шапку в грудь и разбился. Моя метка запульсировала, а шаман отшатнулся и исчез.
— Странно, что нет Плазмоди, — повторила Агнесса. — Где макгаффин, Дэви?
— Я уничтожил его, — произнес я.
Опять ее глаза широко раскрылись. Я заметил, как голова Самурая дернулась, и он уставился на меня, как чуть повернулся в кресле покалеченный Большак.
Но ведь на колу ничего не могло быть! Когда он бежал по кладбищу, на колу уже ничего не было. Вот двор вокруг поместья баронов Дэви и торчащий из земли кол, ограда, склон холма, по которому я бегу — не просто бегу, убегаю от того, кто преследует меня…
— Пойми, Дэви, врать нет смысла. Он станет пытать тебя, и ты все равно расскажешь. Ведь ты врешь?
— Нет, Протектор, не вру. Аскетка тогда смогла пробраться сюда, а здесь упала без сил. Фиала лежала под кроватью, под этой самой. Откатилась туда, когда аскетка упала. Она показала мне в эту сторону и умерла. Сначала я не понял, но потом… Я ведь тоже лежал — и просто увидел фиалу на полу. Я успел схватить ее, убегая от Неклона, и забрал с собой в Старые горы.
Самурай недоверчиво покрутил головой, взял еще один горшочек и задумчиво покатал его на ладони, будто примериваясь, куда бросить — в меня или в дверной проем. Я сделал шаг назад и выглянул. Уже стемнело, стелющийся над городом дым был почти невидим. По руинам кто-то карабкался вверх.
— Назад! — приказала Агнесса, и я шагнул обратно. — Если бы макгаффин находился у тебя, за это время ты бы не выдержал, воспользовался им. Но ты… такой же, как и раньше. Ты врешь.
— Протектор, я не колдун. Даже пират из меня плохой. Ты должна понимать, какая сложная и мощная структура была заключена в фиале. Я приоткрыл ее, попытался разобраться… Макгаффин чуть не убил меня. Только то, что я находился в Старых горах, меня и спасло. Их энергия сдержала мощь макгаффина. Но я не знал, что предприняли вы с Неклоном, насколько важен макгаффин для вас. Вы могли собрать большой отряд, целую армию и отправить ее на поиски в горы. На год, на два, пока меня не найдут. И если уж я не мог воспользоваться макгаффином, значит, им не должен воспользоваться никто другой. Я выбросил его.
— Выбросил?! — Самурай захохотал, резко, будто залаял. — Так просто — выбросил! Куда же?
— Там был колодец. Отверстие в полу пещеры.
Агнесса приподнялась над подушками.
— Ты помнишь это место? Покажешь его нам…
Я покачал головой:
— Нет, Протектор. Я не услышал звука падения. Вообще никакого, даже очень тихого. Понимаешь, что это значит? И еще одно. Этот колодец я использовал как печку. Не знаю, почему, но из него всегда шел жар. После того, как я бросил фиалу, жар вдруг полыхнул так, что мне пришлось отбежать, а потом он опять стал прежним. Нет, фиала уничтожена, макгаффин растворился в Патине.
По моим расчетам, взбирающаяся среди руин фигура должна была уже подобраться к спальне. Снаружи теперь стояла тишина, и казалось, что озаренная огнем свечей спальня висит в небесах, отрезанная от всего мира.
— Ты понимаешь, что убил меня? — спросила Агнесса.
— Теперь понимаю.
— Но твоя месть именно мне нелепа. Твоего отца убили Неклон, Самурай, Даб и мой отец. Моего отца убили Неклон, Самурай, Даб и я. Но я не убивала твоего отца.
Конечно, я знал это. Барон Харг Зара считался другом барона Дэви. У Зара была дочь Агнесса, а у Дэви — сын Джанки. Предполагалось даже, что когда-нибудь они поженятся, хотя Агнесса и старше Джанки на пару лет. Смерть Протектора Безымянного-8 сделала друзей врагами, потому что оба в равной степени претендовали на Большой Дом. И Харг Зара нанял двоих — эльфа, всегда ходившего в черном, и гоблина из редкой породы бородавочников. Поместье Дэви имело хорошую магическую защиту, у Дэви был свой колдун, поэтому Харг дал им в помощь третьего — человека Микоэля Неклона. Тот сломал защиту и уничтожил колдуна, а Даб с Самураем убили врага своего хозяина так, как умели. Харг Зара праздновал победу и уже видел себя в Большом Доме — но недолго. Ведь у него росла дочь, не по годам умная и решительная.
В нарушение всех традиций, она тоже видела себя в Большом Доме.
И договорилась с Дабом, Самураем и Неклоном.
Эльф за столом поднялся и широко развел руки, будто хотел обнять меня. На правой его руке была черная перчатка с длинными изогнутыми лезвиями. Я стоял между креслом с неподвижным Большаком и кроватью, рассматривая ловушки, что лежали на столе. Между мешочками и кувшинчиками валялся плетенный из шелковых нитей ремешок. «Жгут», тонкий и очень длинный, — какая-то новая разновидность, еще не появившаяся на рынке. Я стоял, опустив руки с саблями, стараясь не смотреть на эльфа. Как только его лицо попадалось мне на глаза, Призрак выбирался из темного закоулка моего мозга.
Эльф засмеялся.
— Самурай помнит! — громко прошептал он. — Помнит отца этого мальчишки. Его тело сожгли, но Самурай помнит его голову на колу во дворе поместья. Агнесса боялась — Самурай с бородавочником проговорятся, что по ее приказу вслед за бароном Дэви убили и Харга Зара. Дочь, решившаяся убить папашу ради Большого Дома, как это мило. Она отослала их далеко, заплатив им, хорошо заплатив за молчание! — С каждым словом его шепот звучал все громче, пронзительнее. — Долгие годы они занимались своими делами, но такие, как Самурай и Даб, могут понадобиться всегда. Когда фиала появилась и сразу исчезла, она позвала их опять… — Шепот все еще оставался шепотом, но одновременно он был криком, заглушившим все остальные звуки, он ревел и грохотал в моих ушах, в ушах мальчишки, за которым по старому кладбищу бежал размахивающий колом Призрак. — Самурай помнит мальчишку, единственного, кому удалось убежать. На кладбище он почти догнал его, а потом потерял из виду. Какой-то эльф бродил там возле только что выкопанной могилы, он сказал, мальчишка убежал дальше, а ведь Самурай, он всегда был доверчивым, какая слабость! Поверил эльфу, и зачем? Ведь мальчишка, где мог быть мальчишка? Только потом Самурай понял — он прятался в той могиле…
Не было кровати с балдахином, не было эльфа и умирающего Протектора. Спальни не было. Над старым кладбищем серебрился свет звезд. Вокруг плиты и могильные камни, и тоскливый, мертвенный ужас все крепче сжимал сердце мальчика — ужас шел сзади, от того, кто бежал следом, от Призрака, легко перескакивающего через могилы и ограды с колом в руках, и на конец его надета… Мальчик взвизгнул от страха и побежал быстрее, то и дело спотыкаясь и падая. Из-за оград тянуло промозглой сыростью, а Призрак догонял — мальчик уже слышал его мягкие шаги, дыхание, иногда заглушавшее далекий нереальный голос. Этот голос говорил: