– Хорошо? – спросил он.
– С тобой мне всегда хорошо. – Она улыбнулась в ответ, прижалась лицом к его груди. – Ты для меня всегда был мечтой.
– Я сбылся?
Она не ответила, улыбаясь…
Этой зимой Гарет снова болел. Болел серьезно. Сильный жар изматывал его так, что малыш уже не плакал – просто жалобно кряхтел, иногда постанывал. Сон его был короток и тревожен. Так продолжалось три долгих дня, мучительных для всех. Особенно для короля.
Фредерик не отходил от сына, не оставлял ни на минуту. Чтобы ребенок спал, он почти всю ночь носил и баюкал его на руках. Наверное, боялся, что если отпустит, малыш не справится с болезнью, и тогда случится страшное. В самом деле, на руках отца Гарет вел себя тише, крепче спал и спокойнее принимал лекарства, что готовил доктор Линар. Последний был в отчаянии и не знал, чем же вылечить ребенка: его снадобья приносили лишь недолгое облегчение, после которого хворь возвращалась, чтоб с новой силой мучить ребенка. За дверями спальни Фредерик, несмотря на усталость и недосып, рычал на лекаря, а глаза короля метали молнии.
– Хватит того, что Коре вы не помогли! – Громогласные, жестокие упреки сыпались на голову поникшего Линара. – Если Гарет не выживет, следующим после него в гроб ляжете вы, а уж после – я!
В такие моменты являлась Марта и, положив руку на плечо бушевавшего Короля, почти моментально успокаивала нешуточную грозу тихими словами «вы нужны сыну». И Фредерик молча срывался с места, чтоб вновь стоять на часах у колыбели Гарета.
Мастер Линар благодарно кланялся девушке и уходил в свою фармацию, безвольно волоча ноги и ссутулив плечи. Там его ждали ставшие ненавистными пузырьки, колбы и горелки, порошки, микстуры и экстракты, с помощью которых он пытался создать нужное лекарство. А ненавистные потому, что все эти попытки кончались провалом…
– Допустите меня до королевича! – нагло и самоуверенно заявила юная знахарка Орнилла, вернувшись из северной деревни Корень, где она восстанавливала свой когда-то оставленный дом.
И Линар, уняв свою гордость, повел девушку, которая даже дорожного плаща не пожелала снять, в королевскую спальню. Там бледный, небритый, измотанный Фредерик, сам похожий на тяжелобольного, протянул ей горевшего в жару малыша, сказав:
– А потом проси все, что хочешь.
Орни осмотрела Гарета за пару минут и бодро объявила:
– Эту болезнь я знаю. Видала в Снежном графстве. И не только видала, но и лечила. – Она достала из своего кожаного мешка флягу. – Средство лишь одно, – громко откупорила, и по спальне разошелся сладковатый хлебный запах знаменитого огненного питья северян.
Фредерик чуть дернулся – он когда-то на себе опробовал сию водицу и знал, как она пропаливает нутро и хмелит голову.
– Этот ужас – ребенку?! – протестующее возопил Линар.
А Гарет от резкого звука испуганно и жалобно заплакал, спрятал лицо на груди отца, ручками уцепившись за его рубашку.
Фредерик метнул в доктора такой красноречивый взгляд, что тот спешно закрыл рот, опустил глаза и больше не возникал. Лишь поклонился и отошел в сторону.
– Болезнь и так затянулась, – тем временем по-деловому говорила Орни. – Если медлить дальше, уже и мое лекарство не поможет… Не волнуйтесь, государь. – И она посмотрела прямо в глаза Фредерику, которые были красны от бессонницы и отчаяния. – Всего-то – пару ложек. Это должно прочистить кровь – болезнь в ней засела. А потом – ждать… Должно помочь.
– Но ты не уверена? – дрогнув голосом, спросил король.
– Да. – Девушка-лекарь честно призналась, вздохнула и опустила глаза. – Есть еще Всевышний. Если он не пожелает помочь – тут я бессильна.
Подошла Марта, коснулась руки Фредерика:
– Мы должны попробовать. Доверьтесь Орни. А вам надо отдохнуть.
– Я не смогу спать, – отрицательно мотнул головой Фредерик.
– Просто пойдите, отдохните. – Девушка мягко улыбнулась, сильней сжав его руку. – Вы сами вот-вот заболеете.
– Хорошо же, хорошо, – пробормотал он и послушно передал тяжело дышащего и всхлипывающего Гарета в руки Орниллы.
Сам вышел в соседнюю комнату, где, в самом деле, почти рухнул в кресло у камина. У него все эти дни и ночи жутко болела голова, а теперь заболела спина и тягуче заныли, наконец-то получив отдых, ноги. Тело требовало расслабления. Но через секунду Фредерик, словно опомнившись, подхватился из кресла и опустился на колени. Перед чем? Для него не было никакого значения. Он помнил строки из Первой Книги – «молиться можно везде, где пожелает твое сердце, твоя душа…»
– Спаси и сохрани его, спаси и сохрани его, – бормотал король в каком-то полубреду: других слов сейчас у него просто не было.
Сколько прошло времени? Наверное, много. Тикали огромные напольные часы из мореного дуба в дальнем углу, за окнами занудно выла февральская вьюга, усыпая окно ледяной крупой, и полумрак просторной, но почему-то душной, комнаты плыл перед глазами, качался, растягивая контуры диванов, стола и кресел, а пересохшие, горящие губы короля шептали только это: «Спаси и сохрани»…
Вновь легкое прикосновение и тихий нежный шепот, показавшийся шепотом ангела:
– Ему лучше. Немного, правда. Но он спит. Спокойно спит. Он пропотел, и жар уходит.
– Он будет жить? – самый главный вопрос, на который три долгих дня никто не мог дать ответа, и душа попросила: «Только ДА, дайте мне это услышать!»
– Да. Все будет хорошо…
Фредерик поначалу не поверил ушам, обернулся, почему-то боясь вздохнуть. Глаза Марты мерцали рядом. Она стояла на коленях рядом с ним.
– Да, сэр, да. Это правда. – Она кивнула, видя непонимание в его глазах, взяла короля за руку. – Гарет поправится. И Орни так сказала. И все ей верят.
Он не сдержал радостного вздоха, больше похожего на всхлип, и в совершенном изнеможении сел на ковер, опершись рукою о кресло.
– Мне больно видеть вас таким, – шептала девушка. – Я бы все отдала, чтобы Гарет никогда не болел, чтобы вы никогда не страдали, – потянулась к нему.
Фредерик не сопротивлялся и обнял ее. И теперь, как тогда, во время летней грозы, после неприятных разговоров с сэром Гитбором, Марта пришла, чтобы поддержать его, укрепить, утешить. Она всегда рядом, когда тяжело. Всегда. Она чувствовала его, словно они – одно целое…
– Бог мой, как же я люблю вас, – вдруг простонала девушка, затрепетав всем телом.
И поцелуи – шквалом, водопадом, вихрем – обволокли лицо Фредерика, а тонкие девичьи руки, от которых веяло неуловимым цветочным ароматом, оплели его, распуская шнуры куртки, потом – рубашки. Когда они мягкими теплыми ладошками коснулись груди, обхватили его плечи, дав понять, что он для нее – что-то драгоценное, до боли желаемое, прорвался целый огромный океан.
– Будьте со мной, я прошу вас, – шептала Марта, забыв себя и все на свете. – Люблю, люблю, люблю… и ничего вам с этим не поделать…
Фредерик сдался, возможно, первый раз в жизни. Он был измучен, он жаждал отдыха, покоя после всех переживаний и горестей, что щедро несли ему прошлое и настоящее. Даже смерть временами казалась спасением… А спасение, утешение, как оказалось, были рядом, в этой девушке, что так беззаветно любила, отдавала всю себя и готова была принять его таким, какой он есть. Он, отбросив все условности и здравый рассудок, обреченно утонул в этих объятиях и поцелуях, не имея сил выплыть. Утонул в любви и бездонной нежности…
Кора явилась чуть позже в горячечный сон, коснулась его покрытого каплями пота лба шелковыми, прохладными губами, улыбнулась и рассыпалась на тысячи слез. Слез утешительных, облегчающих и прощающих…
Очнувшись от сна, Фредерик снова увидел над собой темные бездонные глаза. В них катил, плескал волны целый океан любви и только для него одного. Разомкнув губы, он прошептал и не узнал своего голоса:
– Марта.
– Да, – улыбнулась, отозвалась, погладив ладошкой его щеку.
– Марта, – и больше ни слова не говоря, прижал к себе девушку, утопил лицо в душистых струях темных волос…