Раздается сигнальный выстрел, и всадники на бешеном галопе мчатся к поляне, чтобы прорвать кордон девушек и войти в деревню. Но девушки смело преграждают дорогу этой грозной лавине. Они хлещут коней прутьями, хватаются руками за поводья, за стремена, виснут на гривах, чтобы удержать и погнать всадников обратно.
Если всадник сумеет проскочить девичий кордон, он подхватывает на седло избранницу своего сердца и победно врывается в деревню.
Горячая и не совсем безопасная игра.
В горах и по сей день рассказывают легенды о ее происхождении. Будто однажды, в давние времена, несколько орбельских всадников убежали с поля битвы. Но когда они приблизились к своей деревне, дорогу им преградили невесты и жены. Они заставили беглецов повернуться лицом к врагу.
…Где-то поблизости заржала лошадь. Сабедо встрепенулась и, в который уже раз за сегодняшний день, выбежала на улицу.
Нет, это не сваты!
Какие-то люди, ведя на поводу лошадей, медленно поднимались из ущелья. Незнакомые люди. Не наши. Вот и открылась дорога…
Впереди каравана устало шагал немолодой человек в желтой кожаной куртке. Странного вида шапку с двумя козырьками он держал в левой руке. Двое других в брезентовых плащах и казенных фуражках поддерживали сползающие тюки, которыми был навьючен взмокший на подъеме мул. За мулом брели две лошади под седлами. Караван замыкал всадник в черной черкеске. За спиной у него, дулом вниз, висел карабин.
Поравнявшись с домом Сабедо, человек в желтой куртке остановился.
— Добрый день, хозяйка, — сказал он.
Издали этот человек показался Сабедо немолодым, бросалась в глаза густая проседь в его курчавых волосах, но когда он подошел к воротам, она увидела совсем еще молодое лицо, озаренное такой приветливой, располагающей улыбкой, что Сабедо не могла не улыбнуться ему в ответ.
— Добрый день, — ответила она.
— Еле добрались, хозяйка, — пожаловался он. — Высоко живете, до бога, наверное, рукой подать.
— Разве есть бог на свете, — вырвалось у Сабедо, и она тут же пожалела, что не смогла сдержать себя и выдала свое отчаяние совсем незнакомому человеку. А незнакомый человек рассмеялся и сказал:
— Это не по моей части, хозяйка. Я земными делами занимаюсь, дороги прокладываю… Водичкой холодной не угостите?
— Прошу в дом, отдохните.
Спасибо, мы спешим. Далеко тут старшина живет?
— Вы уже проехали его дом. Вон дуб, видите? Там и надо было свернуть. А воду я вам сейчас принесу.
Змеиным ядом, а не водой напоила бы Сабедо этого человека, знай она, в какую сторону повернет он судьбу семьи Цискарашвили. Но на счастье — или несчастье — не дано человеку знать, что его ждет впереди.
Глава десятая
Немало было на белом свете такого, что не любила Майя — не любила она, например, тяжелые, как сырая вата, осенние туманы. Иногда они с утра до вечера неподвижно висят в ущельях, в такие дни даже из дому не выйдешь, чтобы на полчаса забежать к Шуко — посплетничать, пошушукаться, и дома за вышивкой не посидишь, и даже в зеркало не посмотришься… Темно. Скучно. И резчики не работают. Где у Тома столько керосина, чтобы целый день горели большие висячие лампы. Противная штука осенний туман.
И еще не любит Майя проходить мимо духана Арсена — обязательно наткнется на какого-нибудь потерявшего человеческий облик пропойцу с бесстыжими глазами и поганым языком. Иногда от этих противных пьяниц такое услышишь, что готова полжизни отдать, лишь бы на одну-единственную минуту превратиться в мужчину. Уж тогда бы Майя этим охальникам показала…
Но больше всего не любит Майя возить сено с горных лугов. Какие умники наши мужчины — придумали еще до всемирного потопа, что махать косой ихнее дело, а наша забота — возить домой сено на этих трижды проклятых узких и длинных салазках. С ними управиться на отвесных скользких склонах труднее, чем с необъезженным конем… На каждом шагу они норовят свернуть не в ту сторону, поломать тебе руку или ногу, а свою ношу — полстога свежескошенного сена сбросить к черту на рога.
Но что поделаешь, родилась женщиной — терпи… Терпи, пока терпится.
…Майя накормила резчиков, прибрала в доме, и когда трава во дворе перестала блестеть — утренняя роса испарилась под лучами солнца, — она впряглась в свои салазки и отправилась в далекие луга.
Перейдя Кохорский овраг по узкому мостику, она увидела слева от себя на косогоре двух незнакомых молодых людей. «Тифлисские техники. Это про них говорила вчера Сабедо», — подумала Майя. Приезжие были в одинаковых синих куртках и в такого же цвета брюках, заправленных в сапоги. И на головах у них были одинаковые шапки с лакированными, сверкающими на солнце козырьками.