тьер, - он снова занёс ногу для пинка, но я... я не выдержала. Веревки с терском лопнули на моих руках и ногах, куда улетел кляп я даже не глянула. Прижав к себе бездыханное тело любимого, я заревела. Нет, не просто пустила слезу, даже не просто расплакалась. Я ревела подобно раненому зверю, я Кричала от раздиравшей меня боли, прижимая мёртвого Брина к груди. В голове проносились все моменты, которые я тратила на всякую чепуху вместо того, чтобы сказать, как сильно я его... люблю. Я так ему этого и не сказала. С потолка посыпалась каменная крошка. Стражи, пытавшиеся связать меня обратно, уже были основательно поджарены беснующимся драконом, который, благо, хоть не догадался принять истинный облик в тесном подвальчике. Я подняла глаза на белого как полотно Старейшину, который выглядел уже не так самоуверенно. Осторожно уперев Бриньольфа спиной в стену, я пробормотала: "Скоро я вернусь, скоро всё закончится" и, повеловав его в окровавленный лоб, поднялась на ноги. Двое последних стражников выставили пики, мешая мне подойти к дрожащему от страха чиновнику. В начищеной до зеркального блеска броне я увидела своё отражение - объятая синим пламенем, с абсолютно синими глазами, я двигалась прямо на них. На секунду что-то коснулось моей головы - один из выживших после атаки дракона стражников опустил секиру на мой затылок. Сталь расплавилась и рукоять выпала из рук перепуганного мужчины. Я хотела убить его, но решила, что первым должен умереть Мотьер. Я надвигалась, мои губы сами собой сплетали какие-то витиеватые проклятия на неизвестном мне драконьем. Один из прикрывавших Амона стражников, не выдержав, бросил пику и кинулся бежать, второй полетел за ним уже не без моей помощи. Тварь дрожала от страха, я физически ощущала, как дрожат его коленки, слышала, как колотится его сердце. И не могла не улыбнуться. - Ты поплатишься... - Драконорожденная, это... недоразумение! Меня заставили, я... я не виноват! - принялся причитать мужчина, отступая всё дальше к стене. - О, правда? И кто же? - я неукротимо надвигалась, тянула к нему руки, объятые синим огнём, и ублюдок мог уже только заикаться, не в силах сложить и одной связной фразы от страха. Когда я схватила его за ворот и подняла над полом, он всё-таки прохрипел: - Что... что ты делаешь, довакин? - Я? - я усмехнулась, - Я СТАНОВЛЮСЬ ИМПЕРАТРИЦЕЙ. Тварь верещала от боли, когда я, даже не задумываясь о том, возможно ли такое, вонзила собственную руку ему в грудь и, вырвав еще бьющееся сердце, запихнула его трясущемуся в консульсиях чудовищу в пасть. Потусторонне хохоча, я запихнула его в глотку Мотьеру, после чего с радостью разорвала всё еще дергающися труп на две части простым движением рук. Особняк над нами рушился, но я, безумно смеясь, продолжала раздирать в клочья труп ублюдка, забравшего жизнь Моего Брина. - Смотри, смотри, любимый! Смотри, что от него осталось! Тебе нравится? - и я снова залилась хохотом. Одавинг, вернувшийся в комнату и только сейчас осознающий происходящее, схватил меня за руку: - Нам нужно уходить, скоро всё здесь обрушится! Быстрее! - Я не брошу его здесь, - постепенно приходя в себя, проговорила я, глядя на свои руки, измазанные в нечестивой крови предателя, и обернулась к Бриньольфу, сидящему ровно там, где я его оставила, - Мы... останемся здесь навсегда. Беги, братишка. Проигнорировав мои попытки вырваться, древний дракон подхватил и меня, и бездыханное тело вора на руки и в несколько длинных прижков оказался в саду. Я вцепилась в рыжие патлы Бриньольфа и рыдала. Особняк Мотьера рушился, отовсюду сбегались зеваки, чтобы поглядеть, как погибает ненавистный чиновник. Простые люди не сделали мне ничего, но ярость, бурлившая в моей крови, бессильная ярость на то, чего уже не изменить, готова была уничтожить и их тоже. Дракон похватил меня на руки и побежал подальше от невинных жителей. - Спасибо, братик. И... прощай... Тьма заволокла мой мир. Брин, я иду. --- Пробуждение вышло отвратительным: первые минут тридцать я отчаянно пыталась разлепить хотя бы один глаз. Когда же оба были открыты, я поняла, что глазеть-то и не на что: всё ровно так, как и следовало ожидать. Перед глазами поплыл вчерашний вечер: Максимка, пиво, спор, мотоцикл, светофор, "Газелька". Дальнейшую картину восстановить тоже труда не составило - скорая, мама, и вот эта отвратительная резировая змея, вцепившаяся в мою руку. С ненавистью вырвав ненавистный катетер, я избавила себя и от иглы, судорожно пытаясь придумать, как остановить кровь. Дверь открылась; мальчишка-санитар, похожий на вчерашнего школьника, аккуратно внёс поднос с безвкусной кашей - мне не нужно было ее пробовать, чтобы сказать, что ни соли, ни сахара в это адское варево никто и никогда не добавляет. Они даже не кладут на поднос ложку - и так ясно, что кормить меня придётся через трубочку, и совсем не овсянкой. К их неожиданности, я почему-то пришла в себя. - Эй, парень... Мальчишка с грохотом опрокинул поднос и перекрестился. - Ты верующий? - Не, атеист, - пробормотал он и запоздало глянул под ноги, на перевернутую кашу, - простите, ваш завтрак... я просто не думал... - Не думал, что я очнусь? Да я сама не верю, - примирительно улыбнулась я. - Марина Игоревна, я сейчас позову вашу маму, она только что отошла... - мальчишка почти скрылся в коридоре, когда я крикнула ему вслед: - Не смей! Не надо! Черт, пусть она лучше верит, что я - овощ. Хоть рыдать не будет. Заходи, заходи и дверь закрой. Юноша послушно закрыл дверь палаты изнутри. - Как вы себя чувствуете? - участливо поинтересовался он и присел на краешек моей койки, - ничего не болит? - Да всё болит, - я усмехнулась, - но ничего не беспокоит настолько, чтобы об этом говоить. Ты давай, бросай это дело... мне не пятьдесят, чтобы "выкать". - Хорошо... - он кивнул, - кстати, вы... ты говорила во сне. Я заинтересованно подняла на него взгляд. - Да? И о чём же? - Там было много непонятных слов, но одно я, кажется, запомнил верно. "Бринолфь" - похоже на название советского холодильника, - он попытался сострить и нервно хихикнул, поняв, что шутка не удалась. - Бриньольф, - примирительно улыбаясь, пробормотала я, - это имя человека, а никакой не холодильник. В носу отвратительно защипало, будто мелкое насекомое начало усиленно перебирать лапками так глубоко, как не достанет ни один палец. Я поморщилась и почувствовала, что вот-вот чихну. - Еще вы постоянно говорили о драконах и каких-то бородачах... интересный, наверное, был сон? - юноша пытался быть дружелюбным, - что странно, вчера вечером на вас... на тебе места живого не было, а сегодня все раны зажили, как по волшеб... - А... а... - я зажмурилась, - ФУС! От кровати с грохотом отлетела спинка, припечатав очень удивлённого санитара к противоположной стене.