— …в которых так хочется утонуть… — в унисон ему прошипела де Вайзи. Потом сделала паузу и… раздраженно поморщилась: — Скажите, ваше высочество, неужели вам не надоела эта куртуазная чушь? Все эти «трепетные пальчики», «покрытые румянцем ланиты» и «белоснежные плечи, не видевшие света солнца» напоминают мне маневры полководца, осадившего первую в своей жизни крепость. Он заставляет своих солдат вязать фашины и сколачивать лестницы, десять раз на день проверяет, как идет сборка осадных башен, пытается помогать тем, кто роет подкоп… и не замечает, что ворота крепости давно открыты, а ее стенах реют белые вымпелы…
— А вдруг за стенами засада? — усмехнулся принц. И взглядом показал на фамильное ожерелье дю Меленаксов, лежащее на роскошной груди его собеседницы.
— Какая может быть засада, если крепость уже капитулировала? — возмутилась невеста графа Иггера, и, не обращая внимания на склонившегося над кубком принца чашника, медленно «поправила» декольте. Так, чтобы Коэлин успел увидеть бледно-розовую ареолу и дерзко торчащий вперед сосок…
«И кто из нас капитулировал?» — сглотнув, подумал принц. И попытался смутить свою собеседницу:
— Вы хотите сказать, что ключи от крепости — уже на подушке, а подушка…
— …на кровати в вашей опочивальне… — кивнула де Вайзи. И томно прогнулась в пояснице. — Проверить не желаете?
Коэлин тут же оказался на ногах:
— С превеликим удовольствием… Или, как говорят завоеватели, желаю, и немедленно…
Однако обойти стол и подать руку девушке он не успел — тяжелая портьера, занавешивающая вход в покои, отлетела в сторону, и перед принцем возник мрачный, как грозовое облако, Валтор:
— Ваше высочество, к вам граф Игрен…
— Я занят…
— Дело не терпит отлагательств, ваше высочество! — донеслось из коридора. А через мгновение в комнате стало тесно от ввалившихся в нее Барсов.
Не дожидаясь приказа начальника Ночного двора, двое воинов скользнули за спину чашнику, еще двое — придержали стольника, а четверо самых здоровых зачем-то окружили Валтора.
— Что вы себе позволяете, граф? — сместившись так, чтобы никто из воинов не смог ударить его в спину, холодно поинтересовался принц. А потом демонстративно положил руку на рукоять своего меча.
— Выполняю приказ его величества, ваше высочество! — отозвался Игрен. И, подойдя к Коэлину, с поклоном вручил ему свиток, запечатанный большой королевской печатью…
…Распечатывать свиток левой рукой было неудобно. И читать вполглаза — тоже. Но убирать десницу с рукояти меча принц не стал. Ибо не был уверен в том, что этот свиток — не способ отвлечь его внимание. Впрочем, прочитав текст до конца, он позволил себе слегка расслабиться: судя по тому, что в письме не было ни слова о децимации, отец, скорее всего, действительно пытался обеспечить безопасность собственного сына таким вот странным способом.
— Ну, и как, по-вашему, сочетается «усиление мер моей безопасности» со сменой моего телохранителя?
— У его величества отца есть основания полагать, что… так будет лучше…
Поняв, что в присутствии посторонних граф Игрен так и будет отделываться общими фразами, принц хмуро оглядел Барсов, ожидающих его решения, и сдвинул брови: — Отец уже во дворце?
— Да, ваше высочество! Только что поднялся в свои покои…
— Отлично… Я иду к нему… И… до моего возвращения я запрещаю вам что-либо предпринимать… Валтор! Дождешься меня. Чего бы это тебе не стоило… Всем все ясно?
Начальник Ночного двора и телохранитель поклонились практически одновременно:
— Да, ваше высочество…
— Вот и отлично… — выдохнул Коэлин. Потом подошел к графине Оланне, и, склонившись к ее уху, еле слышно прошептал: — Помнится, вы говорили, что остановились в покоях Серебряной Гривы? Если вы не против, то искать подушку с ключами от крепости мы будем в вашей постели. После того, как я улажу возникшие проблемы…
— Буду ждать, ваше высочество! — ничуть не стесняясь присутствующих, ответила де Вайзи. Потом встала с кресла и присела в глубоком реверансе…
…Отец сидел за рабочим столом, мрачно вглядывался в расстеленную перед ним карту и нервно крутил между пальцев костяной нож для разрезания бумаги. Услышав приветствие Коэлина, он убрал с лица прядь волос, и, уставившись на сына тусклым, и ничего не выражающим взглядом, поинтересовался:
— Чего тебе надо?
Коэлин задумчиво оглядел четверку телохранителей, замерших по обе стороны отцовского кресла, и, отметив, что среди них нет ни Тарана, ни Уха, негромко пробормотал: