— Видели, но не поняли! Я хотела показать, что совсем чуть-чуть не достаю руками до пола! Рутис вправил мне спину, и теперь она гнется и почти не болит!
— Он может еще и не то… — улыбнулся я. — Искренне рад, что вам полегчало…
Нейзер посерьезнела, по-птичьи склонила голову и криво усмехнулась:
— Мда… Никак не привыкну к тому, что вы говорите именно то, что думаете… И… знаете, юноша, кажется, я поняла, почему Илзе сбежала из Свейрена…
Я пожал плечами. И попытался вернуть разговор в прежнее русло:
— Будь я на ее месте, сделал бы то же самое… Кстати, леди Даржина, как далеко вы продвинулись в описании способа обучения Видящих?
— Мы только начали… — ревниво посмотрев на Брюзгу, буркнула старуха. — И если вы действительно хотите ознакомиться с результатами нашего труда, то нам лучше не мешать…
Словосочетание «нашего труда» меня убило. Наповал. Поэтому я молча склонил голову, сделал шаг назад и вышел в коридор…
…Не успел я усесться на пуфик, стоящий в нише напротив комнаты для омовений, как из дверей выплыла Айлинка. Именно выплыла и никак иначе: сестра двигалась так, как будто была одета не в камзол и шоссы, а в платье с кринолином!
Степенно подойдя ко мне, она улыбнулась и вместо удара в грудь… поцеловала меня в щеку:
— Спасибо, братик! Я тебя люблю…
Прежде, чем я сообразил, что сказать ей в ответ, она хихикнула, сорвалась с места и чуть было куда-то не унеслась. В общем, если бы я не был готов к любым неожиданностям, то не успел бы поймать ее за камзол:
— Постой! А где Илзе?
— Общается с мамой…
— Это надолго?
Сестра ехидно усмехнулась, хотела что-то съязвить, но почему-то передумала:
— Думаю, да… И… мне кажется, что это как-то связано с вашей свадьбой. По крайней мере, мама сказала, что слушать то, о чем они будут говорить, мне пока рановато…
— Ясно… — ответил я. И задумчиво проводил взглядом унесшуюся по своим делам сестричку…
Глава 25. Касым-шири
Марух, сын Нардара оказался хитер, как Дэзири-шо, умен и многолик, как его хозяин Байиз-тэ — каждое утро, вслушиваясь в его планы на день и вечер, Касым искренне радовался тому, что этот человек воюет за ерзидов, а не против них. Ибо противостоять ударам, которые наносил этот воин, не смог бы даже Великий Атгиз. Остальные воины считали также. Поэтому беспрекословно выполняли любые, даже самые дикие требования этого лайши. Одеться в грязное рубище, подвязать голень к бедру и с утра до вечера сидеть просить милостыню у городских ворот? — Пожалуйста! С полудня и до заката таскать воду во двор какого-то надменного северянина? — С радостью! Уподобиться презренным алхызам и с захода солнца и до рассвета копать яму в каком-то грязном сарае? — С удовольствием! И пускай смысла некоторых его поступков не понимал даже Касым, он, как и остальные, был уверен, что каждый шаг, который они делают по приказу побратима эрдэгэ Алван-берза, ведет к Великой Победе.
Почему? Да потому, что на их глазах окруженное высоченными каменными стенами и считающееся неприступным Сайка-ойтэ превращалось в истрепанную ветрами юрту, в которой сгнил и войлок, и каркас.
Нет, сын Нардара не обрушил городские стены и не засыпал ров землей. Зато он узнал у покойного Носа, где начинаются и под какими домами проходят потайные лазы, ведущие за пределы города. А потом с помощью воинов Касыма смог до них докопаться. Теперь, при желании, в Сайка-ойтэ можно было провести термен. Или два. И ударить в спину его защитникам.
Кроме того, Марух лишил горожан возможности быстро связываться с Хош-ларом — пшено, которое шири собственноручно подсыпал в птичьи кормушки на одной из самых крупных голубятен, оказалось отравлено. Чем — было непонятно. Но во Тьму отправились голуби не только на ней, но и на всех остальных голубятнях.
А еще побратим эрдэгэ лишил горожан их главного оружия — огромных стрелометов, установленных на городских стенах, казармах и некоторых каменных юртах. Правда, жители Сайка-ойтэ об этом даже не подозревали. Ибо пока они были целы и невредимы… Пока…
Как лишил? Да очень просто: половину ночи пил с четырьмя пожилыми лайши в какой-то грязной таверне. А когда они потеряли человеческий вид, взял и снял им комнату для ночлега.
Кисточка, скрученная из конского волоса, глиняная баночка с краской и немножечко ума — и на следующее утро все четверо оказались на Южном тракте. В алых рубищах, с шипастыми ошейниками на шеях и кровоточащими клеймами на лицах. Что за болезнь «нашли» у этих несчастных примчавшиеся в таверну солдаты, Касым не знал. Да и не хотел знать — главное, что чинить стрелометы стало некому…