– Ну? – наклонившись в седле, приглушенно спросил
Бахрам.
– Готово…
– Хоп!
– Проклятый Умар заснул навсегда. И сон его будет так же крепок, как сон отца.
Он вдел ногу в стремя, взялся за луку и вскочил в седло.
– Так… – протянул Бахрам. – А клинок?
– Вот! – и Наруз Ахмед похлопал рукой по ножнам.
Бахрам шумно вздохнул и спросил:
– Куда?
– В Бухару. Там нас ждет садовник.
Они тронули коней и скрылись в ночи.
8
– Ну, а потом? – спросила Анзират, опираясь на руку
Саттара и стараясь заглянуть ему в лицо.
Задумавшийся Саттар будто очнулся и торопливо оказал:
– Потом мы поедем в Ташкент… Учиться.
– И я?
– Что? О чем ты? Ну, конечно. Вместе, вместе поедем и учиться будем…
Анзират покачала головой:
– Нет, ты думаешь не об этом, а о чем-то другом.
Саттар попробовал рассмеяться, но у него это не получилось.
– Чудачка ты…
– Вовсе не чудачка, – возразила Анзират. – Ты сегодня какой-то странный, не такой, как всегда.
– Странный? Нет, почему же… Я такой, как обычно.
– Ой нет! Я сразу заметила, как только ты вошел в дом.
И тетушка Саодат заметила. Она шепнула мне на ухо: «У
Саттара какие-то неприятности. Разузнай!»
Саттар промолчал.
Они шли по улице, затянутой вечерним сумраком. Издалека слышались голоса – это молодежь собиралась в комсомольский клуб. Анзират без охоты шла сегодня на спектакль; ей так редко удавалось видеться с Саттаром. Вот и сейчас он занят, думает о чем-то постороннем, и Анзират должна весь вечер быть одна…
Саттар смущенно молчал и печально поглядывал на девушку. Анзират спрашивает, почему он невеселый, странный. Если бы она знала, какое несчастье обрушилось на них. Страшное несчастье… Сегодня под вечер, всего час-полтора назад, в городскую больницу вместе с ранеными бойцами особого отряда привезли ее мертвого отца –
Умара Максумова. Знал Саттар и о том, что смерть свою старый мастер нашел не в открытой схватке с врагом, а от чьей-то предательской руки.
У Анзират нет больше отца… А отец у нее был замечательный. Много отыщется в Бухаре людей, которые пойдут проводить его в последний путь. Очень много.
Много найдется людей, в судьбу которых вмешался Умар.
Как его может забыть отец убитого доброотрядца Алиева, которого Умар спас от расправы белоказаков? А Расулев?
Тот Расулев, что работает сейчас директором школы. А
тогда, в двадцать первом, он умирал от тифа и голода. И
спас его Умар. Спас не только его, но и его сестру и мать.
Он выходил, выкормил их. А Шарипов, Ниязов, Фатхулин, Садыков – его ученики, которым он передал свое тонкое искусство! Да разве всех перечтешь? Одного старый чеканщик спас от смерти, другому еще в эмирские времена помог бежать от страшного клоповника, третьему, одурманенному и запуганному, открыл глаза, и тот ушел из басмаческой банды и привел с собой товарищей. И все они теперь честные люди и хорошо живут. Четвертому помог жениться. А сам Саттар? В двадцатом году Умар взял
Саттара, круглого сироту, к себе, воспитал его, обучил ремеслу. А теперь Умара нет… Но как сказать об этом
Анзират?
А сказать надо. Смерть, о которой знает уже целый кишлак и добрая сотня людей в городе, не могла долго оставаться тайной. Но сказать ей сейчас правду – нет, это было выше его сил.
Анзират, шедшая рядом, что-то чувствовала, видела, что ее верному Саттару не по себе.
– Почему ты молчишь? – сжимая его кисть горячими руками, спросила она.
– Думаю, – ответил Саттар первое, что пришло в голову.
– О чем?
– Да все о том же… Как мы поедем в Ташкент… А
потом, быть может, в Москву… Ведь когда-нибудь надо побывать в ней, – солгал Саттар, и от этого на душе стало еще горше.
Анзират сердцем чуяла ложь.
– Ты говоришь неправду, – тихо сказала она и опустила голову. – Ты обманываешь меня. Ты хочешь, чтобы я обиделась и никуда не пошла?
– Нет… Не надо… Я все расскажу тебе, но потом…
– Когда?
– Когда буду провожать домой.
– Я хочу, чтобы ты сказал сейчас. Если ты любишь
Анзират, ты должен сказать сейчас…
– Нет… Не сейчас… Это долго, и… мне надо спешить.
Ты же знаешь, что я отпросился всего на час… Я приду к концу спектакля, провожу тебя домой и тогда все-все расскажу. Честное слово.
– Комсомольское?
– Комсомольское!