Уполномоченный слушал с невозмутимым лицом и продолжал прихлебывать чай. На лице его было такое выражение, будто все на свете ему безразлично, в том числе и судьба какой-то девушки Анзират, попавшей в беду.
Комэска прочел, покрутил головой, потуже затянул поясной ремень и сказал:
– Смотри! Вот диво! Значит, отыскалась?
– Я звонил на службу Нарузу Ахмеду, – пояснил Саттар, – но там мне не захотели отвечать. Говорят, справок по телефону не даем…
Корольков тем временем вынул из полевой сумки сложенную гармошкой карту, расстелил ее на столе и отыскал на ней кишлак Обисарым.
– Эге! Туда, верно, и ворон костей не заносит. Нашел, змеиное отродье, местечко! Что же, выручать надо деваху?
– и он посмотрел на уполномоченного.
Тот продолжал пить чай, отдувался и молчал.
– Выручать, товарищ комэска! – горячо подхватил
Саттар. – Если бы только знали, какая это девушка…
– Да уж известно какая, самая лучшая, – улыбнулся тот.
– У старика Умара плохой дочки и быть не могло! А пишет она складно, ясно.
Саттар не знал, что сказать по этому случаю.
– И что же ты решил? – спросил комэска.
– Арестовать его надо, эмирскую собаку, товарищ комэска. Он – дважды преступник. Он убил Умара Максумова, похитил и… – дальше он не мог продолжать.
– Это правильно, – согласился комэска, и лицо его будто отвердело. – И к стенке поставить за такие художества. Обязательно к стенке. Но прежде поймать его надо.
Он, небось, в конторе потребкооперации не сидит после таких дел, нас с гобой не дожидается…
– Поймать! – загорячился Саттар. – Немедленно! Разрешите, товарищ комэска, взять коня, Барса… Поскачу в этот кишлак, подниму на ноги тамошний актив, захвачу этого мерзавца. Анзират привезу.
– Прыткий ты, я вижу, – усмехнулся комэска. – Это не так просто… Я тебе скажу, а ты пока забудь. Понял? Я сам только что узнал. Наруз Ахмед банду водит…
Саттар от удивления поднял брови. Потом подумал, что в этом, собственно, ничего неожиданного нет.
– Но водить ему осталось недолго, – продолжал комэска. – Придет и его черед. И скорее, чем он думает. А пока он занят своими делами, ему, видно, не до жены. Поэтому мой совет…
– Все понятно, товарищ комэска. Можно отправляться?
– Стоп! Погоди! – поднял руку до сих пор молчавший уполномоченный особого отдела Шубников. Так не пойдет, Саттар. Что же, думаешь, мы одного тебя в волчью пасть сунем? Не дело! Один в поле не воин. Девушку-то тебе на блюде едва ли вынесут. Не для того они ее уворовали. За нее они драться, пожалуй, будут, И ты, парень, выручая невесту, сам угодишь в беду.
– Не надо мне никого, – горячо возразил Саттар. – Сам управлюсь. Это мое чисто личное дело.
– Это еще как сказать, – невозмутимо заметил Шубников и, достав из кармана блокнот, начал что-то писать.
Закончив, он сложил листок, подал его Саттару и спросил:
– Командира особого отряда ОГПУ знаешь?
– Так точно.
– Отдашь ему. Он выделит тебе двух хлопцев. Я пишу каких. Одного русского, другого – таджика. Ребята – орлы.
– Есть! Спасибо! Я оседлаю коня и мигом!
– Вот и отлично, – потер руки комэска и обратился к
Саттару: – Найдешь кишлак?
– Найду, – твердо заявил тот.
– А лучше посмотри на карту. Вот видишь, О-би-са-рым. И кишлачок-то так себе, дворов тридцать-сорок не более, а забрался куда – ровно орлиное гнездо! Дорога одна через ущелье идет, а другая через перевал. Но эта длиннее. Выбирай сам, на месте будет виднее.
Ну, поезжай! Командиру дивизиона я сам скажу. Дуй!
Аллюр три креста!
– Есть! – ответил Саттар, круто повернулся и выбежал из комнаты.
11
Кавдивизион после долгого и утомительного марша по пескам Таджикистана остановился на дневной отдых в районе строительства крупной плотины.
Бойцы и командиры, невзирая на адскую жару, спали, где кто мог. Ночью предстоял новый длительный марш и надо было набраться сил.
Уполномоченный особого отдела Шубников долго лежал в душной войлочной кибитке, силясь уснуть, но, окончательно убедившись, что из этой затеи ничего не выйдет, встал и вышел.
В голове от бессонной ночи и жары стоял неумолкающий звон, глаза воспалились и горели, словно они были забиты сухим песком.
Шубников, вялый и ослабевший, без всякой цели побрел по поселку строителей, напоминавшему собой цыганский табор.
В красном уголке с настежь распахнутыми окнами шла громкая читка газет. Слушатели сидели на скамьях, думая о чем-то своем. Кое-кто дремал.