Звучит разноплеменная речь. Мелькают разноцветные халаты, пышные чалмы, высокие башнеподобные тюрбаны, вышитые золотом тюбетейки, лохматые овчинные папахи, широкополые и островерхие войлочные и обычные фетровые шляпы, красные фески с черными кистями, отороченные мехом малахаи…
Закутанные в прозрачные и легкие покрывала, мягко плывут женщины.
На базаре можно сытно поесть – и остаться голодным, постричься и побриться, выдернуть зуб и сшить одежду, подковать лошадь и нанять батрака, накуриться терьяка17 и отвести душу в беседе, встретить знакомого, которого не видел бог весть сколько, и купить все, что пожелаешь.
При этом в лавке, торгующей скобяными товарами и конской сбруей, усыпанной стеклярусом и медными побрякушками, покупатель может обнаружить очки с цейсовскими стеклами; в парикмахерской – шелковые иноземные чулки с модной пяткой; в парфюмерном магазине –
17 Терьяк – дурманящий табак.
сметану или какой-либо другой молочный продукт; в галантерейном ларьке – овес и ячмень; в булочной наряду с лавашем и лепешкой – курительный табак и отрез шерсти на костюм; в книжном развале под парусиновым навесом –
дратву, смолу, шило, сыромятную кожу и все, что нужно сапожнику; в пошивочной мастерской – соловья, канарейку или попугая; в чайхане или ошхане – плащ из звериной шкуры.
Таков знаменитый «Эмир», тегеранский базар.
В самых недрах его, сжатый с двух сторон пекарней и ювелирной мастерской, ютится магазин известного всему городу купца Исмаили.
Магазин легко приметить по развешанным снаружи и разостланным по тротуару коврам. У Исмаили лучшие ковры, сотканные руками самых искусных мастеров Ирана.
Тут и очень яркие, раздражающие глаз, и очень мягкие, бархатистые, с теплой гармонической раскраской, со сложными орнаментами и с простенькими рисунками. Тут ковры исфаганские и ширазские, кашанские и хамадинские, тавризские и керманшахские, короче говоря, знаменитые по всему миру персидские ковры.
Магазин Исмаили – чудо из чудес! Это не только комиссионный магазин, но и антикварный, это не только ломбард, но и своеобразный музей.
Здесь на выбор: рукописи поэтов, живших века назад, с пожелтевшими от времени страницами, и новейшие электробритвы заокеанского изготовления; корень женьшень и боксерские перчатки, принадлежавшие какому-то именитому чемпиону; свертки пергамента с золотыми заставками и концовками и современные термосы; старинный фаянс и репродукторы; древние монеты, китайский фарфор и крахмальные воротнички. На японских гобеленах стоят портативные пишущие машинки последнего образца. Изделия из золота, бронзы, слоновой кости выглядывают из-за протезов для инвалидов. Ткани восточных мастеров и седла потомков Тамерлана лежат рядом с дамскими корсетами, а драгоценное старинное оружие – вперемешку с солдатской алюминиевой посудой.
К этому скопищу редкостей и новинок стремился сейчас Наруз Ахмед, пробираясь сквозь разноголосую и разноплеменную толпу. Он обманул своего первого учителя, старого табиба Ахуна Иргашева, сказав ему, что продал клинок случайному, незнакомому человеку. Клинок он продал Исмаили.
Когда Наруз Ахмед подходил к магазину, Исмаили сидел у входа на низенькой скамеечке и перебирал крупные янтарные четки.
Приветствовав хозяина, Наруз Ахмед сразу же приступил к делу:
– Я тот человек, который три года назад продал вам старинный эмирский клинок, – сказал он. – Помните вы меня?
Исмаили вгляделся в него большими выпуклыми, как у рыбы, глазами, подумал немного, что-то припоминая, и спросил:
– Клинок, которым когда-то владел эмир бухарский?
– Совершенно верно.
– Помню тебя, помню и клинок. Клинок отличный, из аносовской стали. И я, кажется, хорошо заплатил тебе за него. Не так ли?
– Да… хорошо. А сейчас клинок у вас?
Исмаили усмехнулся:
– Такие вещи долго не лежат. Покупатель нашелся сразу, чуть ли не в тот же день.
– Вот как… – проговорил уныло Наруз. – Жаль… Очень жаль.
Исмаили смотрел на него и, перебирая четки, поинтересовался:
– А ты что, хотел вернуть его себе?
– Да, пожалуй… – рассеянно ответил Наруз Ахмед. –
Это память отца. В сорок шестом году я сильно нуждался, а сейчас заработал немного.
– Ты поступил необдуманно, – упрекнул его Исмаили. –
Надо было заложить клинок, а не продавать. Вещь осталась бы твоей. А теперь у нее другой хозяин.
– Я понимаю, – смиренно согласился Наруз Ахмед. – А