— Могу поверить, — невольно ухмыльнулся Эдвард, стараясь отделаться от отдышки и изумляясь тем, как спокойно и размерено дышит Такаги.
— Твоя бестелесность неидеальна, — подметил Ашидо, внушая серьезность своим видом. — Тебе приходится использовать ее в качестве беглого пятна, которое подставляется под удары и полностью нивелирует их, ведь если покрыть все тело такой защитой, это заметно отразиться на всем остальном, что не даст возможности телепортироваться, атаковать лапами, пародировать мое «сечение» и думать в рамках реального боя.
— Думаешь, твоя уверенность в моей неспособности ухватиться сразу за все на что-то повлияет? — отстраненно фыркнул Айс. — Да, мне приходится много думать и анализировать все твои атаки, чтобы оставаться невредимым и иметь возможность атаковать, но только благодаря комбинации всего и сразу мне удается не подставляться под удары и сохранять темп сражения. Это пятно «бестелесности» все еще парирует каждую настигнувшую тело атаку, чего тебе не достичь, ведь вся твоя концентрация строится вокруг скорости и возможности атаковать, что делает тело критически уязвимым для атак.
— Сначала присмотрись к своему телу, Эдвард, — подсказал Ашидо. — Я уже не раз задел тебя, и ты этого даже не заметил.
С необычным для себя отсутствием усмешки Эдвард замер на месте, не отводя взгляда от непредсказуемого противника, ожидая внезапной атаки при любой попытке отвести взгляд, однако вскоре, убедившись в том, что Ашидо не станет нападать, желая логически закрепить свои доводы, Айс все-таки оглядел тело. Явных признаков повреждений оно не подавало, однако многие его участки были усеяны маленькими неглубокими порезами, которые даже не чувствовались на фоне общего состояния, лишь мелькая своим видом то на руках, то на груди, то на ногах, то на спине — везде, проще говоря. Очевидно, одежда тоже оказалась повреждена, подсказывая местоположение всех тех порезов, которые смог нанести Ашидо, и Эдвард поначалу не до конца понимал, что этим пытается сказать юноша, пока момент осознания не затмили слова противника.
— Эти порезы приходились на места слепых зон твоей «бестелесности», которая не поспевала за моими движениями, — объяснил Ашидо. — Покуда я могу настигнуть эти участки, ты уже не кажешься таким уж бессмертным. Даже если облачишь все свое тело в состояние защищенности, это будет чревато критической потерей боеспособности, что сильно упростит мне задачу.
— Почему ты так уверен и спокоен, говоря это? — пребывая в легком наигранном непонимании, вопросил Эдвард. — Разве ты не ненавидишь меня? Разве само мое существование не заставляет тебя сгорать изнутри, желая искромсать меня до состояния фарша?
— Именно потому, что я всем сердцем тебя ненавижу, этот бой должен как можно скорее закончиться, — решительно и уверено заскрипел зубами Такаги.
— Тогда дай волю своей ненависти! — внезапно воскликнул Айс, разведя руки в стороны и ухмыльнувшись. — Покажи мне, как сильно ты меня ненавидишь! Кричи, жажди крови и покажи мне ту жестокость, о которой так лепетал, потому что благодаря мне твоя жизнь превратилась в кошмар! Ашидо, я всегда был твоим врагом и останусь им до конца, так почему же ты должен сдерживать свои эмоции в последнем бою?
— Потому что один мудрый человек однажды сказал мне, что в бою нет места эмоциям, — спокойно и бесчувственно ответил Ашидо. — В этот день я решил для себя, что пока кровь врага не будет пролита, я не пущу ни единой слезы и не издам даже самого слабого крика. Только обратив эмоции в силу, а холодный расчетливый разум в оружие, можно достичь идеального баланса и найти в себе силы закончить бой с лучшим результатом.
— Этим миром правит сила, Ашидо, — поумерив свой пыл, произнес Эдвард. — Отдаю тебе честь за то, что не повелся на мои провокации, но ты все еще слаб, ведь весь твой вынужденный рост продлился от силы год, в то время как я неизменно рос и возвышался на протяжении десятка лет. Мой сосуд вмещает значительно больше энтропиума, я распоряжаюсь им в разы грамотнее и мои навыки, как и боевой опыт, взращены и проверены годами.
— Сила определяется способностью человека меняться, — заспорил Ашидо. — В бою между сильным и слабым выживает наиболее приспособленный, и история не раз это доказывала. Жаль, что ты так этого и не понял, Эдвард, ведь пока ты набирал фору своим умом и неисчисляемым лукавством, я лишь боролся за выживание, бессчетное количество раз находившись на грани жизни и смерти, чем и обеспечил себе умение приспосабливаться.
— Мы не такие уж и разные, Ашидо, — тяжело вздохнул Эдвард, взяв меч в обе руки и направив его на противника. — Бросаемся из крайности в крайность, лишь бы иметь возможность почувствовать себя кем-то в этом большом мире, и я все гадаю, почему в конечном итоге мы оказались по разные стороны баррикад, следуя одной мечте.
— Сделай для себя выводы сам, когда наш бой закончится, — отстранился Ашидо, прикрыв глаза, но вскоре и сам подобно противнику взял «Нами» в обе руки и направил в сторону Эдварда. — Я хочу, чтобы ты сам понял, почему твоя сила была твоей главной слабостью, оттого сражаюсь не ради мести, хоть и ведом своей ненавистью к тебе. Пусть все мы были обмануты и даже в конце оказались втянуты в одну из частей плана, пусть многие пали от твоего меча, это не заставит меня опустить руки — пришло время разорвать кокон.
— Ты прав, — одобрительно кивнул Эдвард, — но не в своих слепых доводах, а в том, что пора бы преодолеть все лимиты ради победы. Покажи мне все, Ашидо, и я тоже дам тебе ощутить пропасть между нами, разрушив все, во что ты веришь.
В этот момент тело Эдварда засияло красным оттенком, который покрыл каждый его миллиметр, словно он в миг превратился в сгусток энергии, оставив всю человечность позади.
— Я покажу тебе, что такое «истинная бестелесность», — сквозь злобный оскал прорычал Айс. — Каков будет твой ход?
В тот момент Ашидо хорошо понимал, что своими доводами вынудил врага прибегнуть к тому, чтобы переступить свои лимиты и облачить все тело в непреступную «бестелесность», что предзнаменовало судьбу ударов «Нами» никогда не настигнуть заветного тела, которое теперь было подобно облаку, бить которое бесполезно. Ситуация казалась безнадежной, но Ашидо знал, на что идет и с кем сражается, потому был готов ко всему.
— Сила шепота — это искусство, а энтропиум — гибкий инструмент, — начал говорить Ашидо, прикрыв глаза, пока его меч обвивали те самые голубая и красная лозы. — Зная, как управлять подвластной носителю бесконтрольной энергией, можно искажать ее в свою пользу. Наш бой — это холст, наши мечи — это кисти, а мы — художники, которые решают ход сражения, и от умения владеть кистью зависит конечный результат картины. Покуда я знаю о твоей силе и слабости, исход боя можно предугадать и изменить в свою пользу, — сказав это, Такаги раскрыл глаза и что есть мочи закричал. — «Гармоника»!
В тот же момент некогда разные в цветах лозы вокруг лезвия «Нами» резко сменились бурным потоком поистине красной энергии, что, исполняясь мощью, отрывалась от меча и бурлящими всплесками колыхала воздух. Казалось, что орудие вот-вот выпадет из рук юноши, но крепкая хватка легко справлялась с непонятной силой, которая взялась из ниоткуда. На секунду Эдвард даже пришел в ошеломление от увиденного и упустил тот момент, когда Ашидо бросился в атаку, однако реакция и в этот раз спасла генерала, а неведомое предчувствие опасности вынудило положиться не на совершенную технику «бестелесности», а на проверенный в сражениях меч, сумевший принять на себя удар и блокировать всю его мощь, которая, вопреки ожиданиям, не превышала привычного уровня, что давало возможность толстому слою энтропита и собранной в нем энергии отразить атаку.
Это было странно, ведь новая техника не блистала разрушительной мощью, способной прорубать себе путь через любую преграду — нет, напротив, она даже не походила на «сечение», которое, вроде как, было одним из козырей Такаги. Думая над природой видимого и стараясь оставаться в сознательном бою, Эдвард продолжал полагаться на «Кё», хотя еще мгновением ранее планировал оставаться неприкосновенным для взмахов мечом, выигрывая себе преимущество ненадобностью уворачиваться. То ли паранойя, то ли шестое чувство подсказывали, что катана ни в коем случае не должна соприкасаться с плотью, но это вынуждало Эдварда находиться в заведомо проигрышном положении, и скорейшее соприкосновение само собой объяснило, почему оправдано стоило этого опасаться.