Благополучно взобравшись по камням, я вцепился в край острова и подтянулся на поверхность. Передо мной оказался самый обычный дряхлый деревянный дом, коих полно в Трущобах и на их границе, но был один не очень приятный фактор, ломающий всю картину реальности, ведь эта изба — мой родной дом. Я все еще помню это крыльцо, эти перекошенные под весом козырька перила, обсыпавшуюся со стен штукатурку — ошибки быть не может. Как же она здесь оказалась? Если мой дом сейчас в Бездне, где же тогда тот, что находится в реальном мире? Что-то тут совсем не так, будто я уже сошел с ума. Ступив на крыльцо дома, я приоткрыл знакомую деревянную дверь и шагнул внутрь. С первых же секунд почувствовался некий дискомфорт от нахождения внутри, но он вдруг усилился, стоило мне провалиться одной ногой в дыру в полу, которой там быть не должно. Дыра оказалась сквозной и уходила в пустоту, будь она немного больше — я бы уже был трупом. Вытянув ногу из злополучной ловушки, можно было наконец спокойно осмотреться. Это и вправду был мой родной дом, только убитый временем и Бездной, чтобы выглядеть максимально заброшенным с самого порога. Дыры были не только в полу, но еще и в стенах, и в потолке, одна из угловых частей дома вообще отсутствовала. Кругом была одна разруха, пыль, да паутина, словно дом пустовал не пару месяцев, а несколько десятилетий.
В процессе осмотра, я то ли дело заворачивал в знакомые комнаты, которые вызывали бурю скрытых эмоций. На сегодняшний день я ненавидел своих родителей больше, чем кого-либо, но зайдя в родную комнату, не мог не расплакаться, вспоминая о минувшем. Вот мои детские игрушки, дискеты с мультфильмами, комиксы под кроватью, рваная детская одежда, незаправленная кровать, семейное фото на столе — все это было дороже любого золота, но только лишь для меня одного. На кухне среди горы немытой и битой посуды, приоткрытого холодильника и разлитого протухшего супа, за столом сидел человеческий скелет в одежде моего отца. Он любил носить кепку-хулиганку и рабочие штаны с ремешками поверх клетчатой рубашки, такой образ выдавал владельца костей за столом. Я подошел поближе и уставился на безжизненный иссохший скелет. Усевшись за стол рядом с ним, я наконец вспомнил, какой грех совершил этот человек.
— Вот и кара твоя, папа, — сказал я, оперевшись на руку.
Еще минуту я смотрел на него, но не выдержал и решил уйти из этого дома, ведь кроме боли он ничего мне не принесет. Стоило отойти от стола и выйти в коридор, позади послышался кряхтящий шепот:
— Прости…
Я испугался и резко обернулся, мне на встречу катился череп, который магическим образом отделился от позвоночника. Он остановился прямо около моих ног так, что глазные впадины смотрели мне прямо в лицо. Еще никогда Ашидо не испытывал такого гнетущего страха, не столько от мистики, происходящей вокруг, сколько от осознания того, что сходит с ума. Из глазниц в черепе показались черви, которые активно выползали наружу — здесь больше нельзя оставаться. Я бросился к выходу, выбежал из дома и остановился у края островка, где камней уже не было — они просто куда-то пропали. Я уже подумал идти назад и обернулся в сторону избы, уставившись в дверной проем. Через несколько секунд там показалась выпавшая из-за двери рука скелета, а это говорит о том, что теперь точно не стоит тратить время на раздумья. Я немного отошел назад, как следует разбежался и прыгнул высоко над пустотой, стараясь долететь до островка. Как только моя нога оторвалась от края, я понял, что с такой скоростью не долечу даже до края, потому попробовал сконцентрироваться на телепортации, но ничего не выходило, как бы я не старался. Мое тело с огромной силой врезалось в край островка, от чего все мои ребра в миг сломались, органы разорвало от их осколков, руки парализовало, из-за чего все мои шансы ухватиться утекли вместе с надеждой выбраться отсюда. Сейчас мое тело летит вниз, так медленно, что кровь из полученных ран левитирует в воздухе. Вот и пришел конец истории Ашидо Такаги, на этот раз по-настоящему. Паршивое чувство дежавю делает картину еще более трагичной, мои глаза закрываются, и я медленно утопаю в невесомости.
***
Стоит подумать, что конец уже наступил, стоит опустить руки и сдаться, как судьба вновь дает мне шанс. Не помню, в какой момент отключился, но очнулся я уже в приличном и ухоженном доме прямо на полу в каком-то гардеробе. Боль ушла, ребра оказались целыми, а не раздробленными вперемешку с моими внутренностями — все это было будто бы… сном. Я поднялся с пола и осмотрелся: кругом стояла обычная мебель, но какая-то слишком уж старая, подо мной лежал дорогой шерстяной ковер, на стенах висели картины с красивыми пейзажами, из окна в дом пробивался яркий полуденный свет, красные шторы развевались на ветру. Такая картина куда приятнее, чем то, что я видел до этого — здесь совсем другая атмосфера, лишь тишина и гармония. Я отворил резную дверь и покинул комнату, оказавшись в длинном коридоре с красными коврами, вдоль которого стояли причудливые светильники без проводов. Как странно, что это за дом такой? Бродя по коридорам я то ли дело заглядывал в первые попавшиеся комнаты по очереди, там были в основном жилые помещения, рабочие места с кучей бумаг и гостиные, вроде нашей, которая служит комнатой для собраний. Наконец я вышел в холл, где слышались оживленные разговоры на непонятном мне языке. В холле стояли люди в доспехах, словно какие-то рыцари, а также мужчина в какой-то мантии, они активно переговаривались.
— Хей! Здравствуйте! — прокричал я, обрадовавшись живому присутствию.
Мужчины обернулись в мою сторону и засуетились.
— Аслан, мон теро! — крикнул один из них.
Что бы это могло значить? Мне придется разговаривать с ними рисунками, как это делали пещерные люди? Я двинулся в их сторону вниз по лестнице, надеясь на плодотворный разговор, но они не выглядели так, будто были мне рады. Человек в мантии вытянул в мою сторону руку в какой-то большой кожаной перчатке, после чего из нее на секунду сверкнула молния, которая ударила мне в бок. Больно не было, но сила от удара заставила отшатнуться и рухнуть на ступеньки. Они были явно агрессивно настроены, я взглянул на место, куда попала молния, моя одежда будто гнила с ужасающей скоростью. Я поднялся и бросился наверх, попробовав оголить «Нами», и в этот раз у меня получилось. Вдогонку беглецу полетела вторая молния, которую я блокировал, перенаправив ее в лезвие меча.
— Дено! — кричал мужчина в мантии, — Каа маш`ин энтропиум та`руни!
— Да пошли вы, придурки! — ответил я.
Пришлось бежать куда глаза глядят, пока я не ворвался в какую-то комнату, заперев дверь на замок, после чего скатился на пол, кряхтя от боли в боку. Казалось, что рана гноится от последствий удара молнии — мою плоть разъедало, пока процесс наконец не прекратился, оставив кровоточащую дыру. Я оказался в каком-то большом кабинете, не похожем на все предыдущие, воля заставила тело отодраться от пола, пока еще не слишком поздно. На стене виднелся портрет какого-то старика в монокле с седой бородой и лысиной, на столе валялись лишь какие-то бумажки и канцелярия, вроде перьевой ручки и набора для печатей из сургуча. Я решил взглянуть на записи, которые лежали на столе, там была какая-то записка с подписью, язык в которой различить было невозможно, хоть он и был похож на привычную кириллицу с кучей апострофов, однако некоторые слова были похожи на названия современных химических элементов, но это мало что давало. Выбросив бумажку, я заглянул в какую-то небольшую записную книжку бордового цвета, в которой были все те же непонятные символы, написанные уже женской рукой — автора выдавали каракули на каждой странице, вроде сердечек и музыкальных ключей. В тот момент, когда я решил хоть что-то различить в этих записях, в дверь начали ломиться. Я уже подумал было бросить бумаги и бежать, но в глаза кинулось одно очень знакомое слово, которое было легко отличить в объемном тексте — Кишин. Что за чертовщина?