– Но, я никого не призывала, вы сами говорили, откуда ему здесь взяться? И тому, второму, серому?
– Мне тоже очень хочется это знать.
Зверь коротко тявкнул, втянул носом воздух, и без того большие зрачки заполнили практически всю красноту радужки. Магистр Рашаэсси протянул руку к зверю. Лита почувствовала недоброе. Неожиданно Пушок встал на задние лапы и, раскрыв пасть, не хуже серой твари, упал на вампира. Вгзрызся не то в грудь, не то в плечо. Поучил от магистра тумаков, но дела не прекратил. Девушка в ужасе попыталась оттащить зверя. Никак! Поразительно гладкая шерсть просачивалась между пальцами, истаивала, словно утренний туман. Внезапно тело вампира обмякло, зверь затих, довольно заурчал. Лита закрыла лицо руками.
Она сидела так, не шевелясь, мгновение, может, больше. Хольтрехт, Тарон, Лирька. Теперь еще и магистр Рашаэсси. Если бы я не остановила его! Если бы я…
– Мы оба живы, Лита. И я, и ваш Пушок.
Девушка отняла ладони от лица: магистр сидел рядом, снова обнаженный до пояса, растрепанный, живой. В нескольких шагах он них черный зверь, довольно урча, теребил сорванный бинт.
– Любопытный вечер. Похоже мне снова нужна ваша помощь. – Длинный палец указал на давешнюю рану.
Лита присмотрелась, замотала головой:
– Не нужна! Хм, странно… Не понимаю.
– Что именно?
– Рана… Это уже не рана, царапина. Еще несколько дней, может, неделя и отвалится застывшая кровь. Если не отковыривать, то и шрама не останется.
Магистр выгнул шею, пытаясь в темноте лучше рассмотреть «царапину», потом поддел ногтем, и, несмотря на вырвавшееся у Литы «нет», легко отлепил от кожи. На ее месте красовался тонкий белесый след. Будто незаживающей раны и вовсе не было! Лита потрясенно глядела на шрам.
– Ваш Пушок полон сюрпризов. – Рашаэсси улыбнулся. – Кажется, его интересовала только моя рана. Как только сорвал бинты, добрался до нее и облизал, сразу потерял ко мне всяческий интерес. Загадка на загадке! А ведь я, Лита, с этим клеймом не один десяток лет ходил.
Девушка не знала, что на это ответить. Пушок самозабвенно теребил бинты и был, похоже, совершенно счастлив.
– А Имтран все спит. Мы кричим, бегаем, с бинтами возимся, а ему, хоть бы что. Вот выдержка!
Дроу пробормотал что-то невнятное и перевернулся на другой бок.
Ночь перевалила за половину. Потрескивали уголья в костре, поедал все новые и новые ветви огонь. Пушок довольно мурчал во сне. Магистр Рашаэсси, живой, здоровый, доплетал защитный полог, рассказывал веселое из собственной практики. Лита лежала рядом, завернувшись в одеяло, словно в кокон, только голова торчит, слушала. Забыла на время о твари. Глаза закрывались все чаще, кровавая струйка чудилась все реже. Девушка не заметила, как заснула. Уже сквозь сон почувствовала нежное прикосновение к своей щеке. И улыбнулась.
***
– И вот входим мы в таверну, – с азартом рассказывал магистр Рашаэсси. – Темно, шумно, людно. И не скажешь что дорога, на которой заведение построено, дурной славой пользуется. Мы значит, сразу к стойке, не глядя: «Темного вечера, хозяин, мы твою проблемку пришли решать, с посетителями разбираться».
Утро выдалось не только солнечным, но и теплым. Не в пример вчерашнему дню. Литу разбудил запах мяса, жарящегося на костре. Вокруг сновали тени. Девушка открыла глаза: снующая тень оказалась Пушком. Он убегал, так стремительно, что казалось, просто растворялся в воздухе. А потом также внезапно появлялся, но уже с мелкой тушкой в зубах. Имтран забирал принесенное, чесал ему черные уши, и Пушок мурчал. Но время от времени Пушок как бы невзначай тянулся к его животу. Тогда Имтран отпихивал от себя большую морду зверя и грозил кулаком. Магистр Рашаэсси сидел, опершись спиной о кленовый ствол, с кружкой, от которой поднимался белесый пар, и сосредоточенно наблюдал за игрой адепта с черным существом.
После сытного завтрака собрались. Как и вчера, шли, отыскивая на земле следы твари. Ровная местность кончилась, начались подъемы. То здесь, то там попадались размытые дождями склоны. Лита теперь не шла, а ехала на Пушке. Он умудрился так выгнуть спину, что ехать на нем без седла оказалось даже удобнее, чем на ящерке в седле.
Видение красной поляны появилось лишь один раз. Острая, саднящая боль в сердце перешла в тупую. Теперь она там, среди других, подобных ей молоточков, с каждым толчком крови тихим стоном отзывалась в теле. Это не очень больно, если привыкнуть. Вполне можно жить. А если найти захватывающее занятие, можно даже сдуру решить, что счастлив.