Способность на силу?
Наверняка.
Медитация отрешения и я запихнул боль в самый дальний угол разума. Потом спокойно доделал то, что был должен. Острие двухцветного меча вошло в глазницу лейтенанта на четверть от длины лезвия. Вытащил и стряхнул кровь.
Это не первый человек, которого я убил.
И даже не десятый.
Авалонские храмы войны для детишек имели странные программы обучения.
Тори на мгновение замер возле своего упавшего противника. Наклонился, вдавил пистолет ему в глаз, выстрелил. Потом выпрямился и указал на “моего” мертвеца.
– Это Арди, он – пятый.
Стрельба снаружи не затихала, но я рад тому, что у Тори был вкус к бесполезным разговорам. Как же дальше дело делать, если особо умные комментарии гибнут в башке? Невозможно просто.Некр, почему старшие офицеры СБ их не дрессируют?
– Что? – закашлялся, пытаясь промассировать ноющие мышцы пресса.
Оставалось надеяться, что Тонкогуб по имени Арди не повредил органы.
– Говорю у него пятый ранг.
Я поднял бровь:
– И похвалить хочешь? Хвали. Я такое люблю. Ценю.
– Хвалю. Что у него было?
– Кожа, скорей всего “Вол” и ударное что-то. Из того что показал. Больше не успел. Бездарь. Совсем бестолковый, – я показал на дверь.
Тори кивнул и перезарядил магазин.
Подошли ближе.
– Открывай, – приказал ему.
И он открыл.
– Хер Морка…
То, что увидел в кабинете обрадовать, естественно, не могло. Оно мягко намекнуло на то, что все в моей жизни будет теперь либо быстро и больно, либо медленно и очень сложно…
***
В кабинете был бой. А можно это боем вообще назвать?
Наверное.
Так понимаю они обменялись одной тяжеловесной способностью усилка.
И всё.
Собственно, в результате, тот кого принимал Император, лежал по одну сторону здоровенного стола, ближе к нам. Тёмная фигура, испепеленная и искривленная, еще испускала отвратный дым – с вонью чернушного шашлыка.
Сам Император сидел на стуле, с другой стороны.
– Здравствуй, сын.
– Приветствую, отец, – мой голос дрогнул.
Его некогда могучая фигура, облаченная в красно-золотые одежды, обратилась в конструкт из плоти и праха.
Рука, с каждой секундой все больше рассыпалась, судя по всему и двинуть ей он уже не мог. Часть грудины, часть шеи – где пыльные прожилки, где плёнка, которая разлеталась от дыхания. Глаза уже не было; части височной кости тоже. Я увидел то, что у него внутри головы и мне стало очень страшно. Сжал себя в медитации, как маленького жука эмоций между двух пальцев дисциплины.
Какие повреждения внизу и представить страшно.
Остались ли у него ноги? Почему я все равно об этом думаю? Это уже неважно. Такое кровь Уртов не вывезет. По нему ударили Распадом, тяжелой и редкой способностью, сжигающей невероятно концентрированным некро-сором.
Он не жилец.
Горько, обидно, больно.
И что делать мне?
В уме заработали часы, отсчитывающие секунды до того момента как каждый захочет получить ВСЕ силой. Со мной же столько интересного можно сделать: назначить в марионетки, подстроить несчастный случай, пытать, сдать в бездну мародерам, промыть мозги магией разума, разобрать на сувениры.
Облизал пересохшие губы.
– Дрянь, – прошептал.
Я оказался посередке полностью проигранной партии, когда батю-короля-Императора уже повалили какие-то вражеские кони-фракции; а я вообще не понимаю, что происходит и ненавижу шахматы.
– Дрянь, – повторил.
Отец ухмыльнулся и три его верхних зуба рассыпались.
– Вижу ты понимаешь. У нас есть минут пять.
Я очень мягок в выражениях, потому что пытаюсь побороть панику, которая дробит медитативные практики копытами ужаса:
– Все плохо, да?
– Да. И ты окажешься в самом фарше. Прости, Кир, я абсолютный идиот. Твой брат говорил, а я не слушал.
Судя по состоянию всего вокруг – это верное утверждение, но не давлю на мертвеца. Да и наверняка я не справедлив. Наверняка там все не так просто было. Но просто или нет – это все им навороченное упадёт мне на голову.
Жуть.
Надо начинать с малого.
Указал на труп.
– Чье это тело?
– Крах.
– Дядя? И какой в этом смысл?
Он пожал плечами, и кусок от бицепса сантиметров в семь отвалился вниз, упал и ударившись о стол разлетелся фонтаном праха.