— Что она здесь делает? — проворчал Багха со своего поста наблюдателя.
Он слегка повернул голову, словно заметил нечто интересное.
— То, что делают суки, — презрительно усмехнулся Кразка. — Следуют за хозяином. Женщины, они как собаки, медвежьелицый. Заставишь их бояться, покажешь им последствия неповиновения, и они — твои на всю жизнь.
Он похлопал ладонью по клинку из демонической стали.
— Ты знаешь, что произойдет, если ты не станешь повиноваться, да?
Побледнев, Рана кивнула. Кразка ухмыльнулся и опять повернулся к Ленке. Убийца с костлявым лицом сосредоточенно резал Магнара, высунув от усердия язык. Тот тяжело дышал, но не кричал.
— Там кто–то есть, — прогремел Багха. — Я вижу лошадь. На ней едет мужчина.
Кразка тут же вскочил на ноги с мечом в одной ладони, ручной пушкой — в другой.
— Ты уверен, что лошадь? Не демон?
Один человек его не страшил, тогда как демон — это уже что–то. Он сомневался, что Клыки видели худшее из того, что мог изрыгнуть хребет Дьявола, сейчас, когда надвигался Легион, или как там назвал Герольд ту хрень.
— Это человек, — повторил Багха. — Он слезает с лошади.
Уставившись в слепящий снег, Кразка смог рассмотреть высокую фигуру, которая направлялась к ним. В том, как она двигалась, было что–то тревожащее, ведь когда убил столько людей, каждое движение говорит тебе о многом.
— Парни, — проскрежетал он, помахав рукой братьям. — У нас гость.
Ленка и его родственники молча поднялись и подошли. Рана осталась сидеть на месте, не сводя глаз с Магнара. С рукоятки ножа, торчавшей между его ребрами.
Человек приближался. Сквозь толстую пелену снега Кразка рассмотрел седеющие волосы, росшие небольшим «мысом вдовца», неровный шрам на одной обветренной щеке. Синие глаза сверкали, как ледник холодным зимним утром, и обещали они только смерть. Такие глаза были лишь у одного воина в Высоких Клыках, и сказать они могли куда больше, чем сам Кразка.
— Он стар, — проговорил Багха, и его тупая рожа расплылась в ухмылке. — Он умрет быстро.
Огромный воин поднял свою железную булаву.
— В старении есть кое–что, — спокойно сказал Кразка, чувствуя, как в венах стало покалывать от нараставшего возбуждения. Обещание, данное давным–давно, вот–вот будет выполнено. — Оно означает, что у тебя хорошо получается не умирать. — Сунув ручную пушку в кобуру, он поднял меч в пародии на приветствие. — Похоже, папаша пришел за своим мальчиком.
Мхайра опять споткнулась. Каждый вдох отдавался хрипом в ее груди. Он видел капельки крови на ее губах, и ему хотелось кричать от муки, которую он испытывал. Подбежав к ней, он схватил жену на руки и крепко обнял. Вой Собратьев становился все ближе. Они не могли уйти далеко от слуг Шамана. Он это понял. Понимал всегда.
— Мне жаль, — отрывисто проговорил он. Слезы душили его, но он знал, что должен оставаться сильным. Это был их единственный шанс. Единственный шанс Мхайры. — Продолжай без меня. Я попытаюсь задержать их.
— Бродар…
— Я люблю тебя, Мэй. — Наклонившись, он поцеловал ее в лоб. — Ты меня предупреждала. Вот что выходит из убийства. Но я оказался слишком слаб, чтобы сказать «нет».
— Ты никогда не был слабым, — ответила она. — И ты сказал «нет». Когда это имело значение, ты сказал «нет».
— Я привел нас к этому, — произнес он, проклиная себя. Ненавидя себя. — Мне просто следовало сделать то, что он просил. Следовало отправиться в Берегунд и…
— Нет, — мягко прервала она. — Ты сделал то, что было правильно, и я не приняла бы другого. Просто обещай мне кое–что. Пожалуйста.
— Все что угодно, — сказал он сдавленным голосом.
Она положила руки на его щеки и встретила его взгляд. Ее нежные серые глаза были самым прекрасным из всего, что он когда–либо видел. Здесь, в мире уродства и насилия, они, казалось, совершенно не на месте.
— Обещай защитить нашего сына. Он всегда хотел быть таким, как ты. Всегда боялся, что будет жить в твоей тени. Он делает только то, что считает правильным. Обещай, что ты простишь его. Что будешь его защищать.
— Я обещаю, — сказал он и, собрав волю в кулак, добавил: — Сейчас я должен идти. Продолжай бежать. Не жди меня и не оглядывайся.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
— Я тоже тебя люблю.
Кейн сморгнул с глаз снег. Снег или слезы — трудно было сказать. Ни то, ни другое не помогало ему сосредоточиться на троице воинов зловещего вида, рассыпавшихся в стороны, чтобы окружить его. Позади них маячил какой–то гигант, крупнее Карна, размерами с того исполина в доспехах, которого убил Джерек в Сонливии несколько месяцев назад. На голове у гиганта был череп огромного медведя. Булава, что он сжимал в своих чудовищных пальцах, весила, вероятно, как сам Кейн.
Позади великана, осклабясь на сцену, которая разыгрывалась перед ним, стоял Кразка.
В Кейне вспыхнула ярость. Этот злобный глаз преследовал его в ночных кошмарах. Один из них не уйдет отсюда живым, и быстрая оценка ситуации привела его к заключению, что почти наверняка трупом окажется он, Бродар. Но он будет биться до последнего вздоха, чтобы привести этого убийцу и насильника, этот кусок дерьма к заслуженному концу.
Сражайся или умри. Что–то было в этой простой истине, всегда звучавшей в нем. Вот и сейчас он его слышал — первый припев песни, под которую танцевал уже тысячи раз.
Он воздел двуручный меч, приняв боевую стойку. Двуручный меч, который Браксус преподнес ему как свадебный подарок полжизни назад. Многие говорили, что нельзя эффективно сражаться оружием такого размера: с ним невозможно двигаться быстро. Но двигаться быстро не нужно. Нужно двигаться правильно.
Воин, находившийся прямо перед ним, с дюжиной ножей на поясе, презрительно усмехнулся и, вытащив кинжал, метнул его одним плавным движением. Кейн слегка дернулся и почувствовал, как лезвие просвистело мимо его шеи, затем двинул мечом, когда сквозь снег блеснул второй нож. Бродар ощутил, как тот отскочил от его клинка, но удовлетворение от этого можно было испытывать лишь очень короткое время. Через мгновение на него насели два брата, энергично орудуя мечами с тонкими лезвиями. Двигаясь инстинктивно, Кейн парировал один меч, увернулся из–под удара второго, из–за сплошной пелены снегопада вокруг было почти ничего не видно. Он почувствовал, как его клинок соприкоснулся с плотью, а потом последовала награда: один из противников заковылял в сторону. Мгновением позже Бродар ощутил жгучую боль в руке и осознал, что меч другого погрузился глубоко в его собственное тело.
Он не колебался. Даже не вздрогнул. Вместо того быстро повернулся, понимая, где окажется противник, нанесший удар, и резко махнул мечом, который прошел сквозь кожу и мышцы. Бродар услышал влажное хлюпанье и, сморгнув снег с глаз, рассмотрел человека, опустившего взгляд на свой живот. Извивающиеся кишки вываливались из раны и слегка дымились, касаясь снега. С его меча стекала кровь Кейна, но Бродар будто и не видел этого. Схватив умиравшего парня, он притянул его к себе и развернул навстречу третьему ножу, вращавшемуся в воздухе. Тот поразил его точно в грудь. Младший из братьев завопил в ярости.
Огненная, ослепляющая боль вспыхнула у Кейна в боку, и он охнул. Опустив взгляд, увидел вонзившееся в него копье. Второй брат ударил его исподтишка. Взревев, он вырвал нож, торчавший из груди парня, которым прикрылся, и метнул его в типа, сжимавшего в руках копье. На таком расстоянии он не мог промахнуться. Нож погрузился в мерзкую рожу по самую рукоять. Копье обвисло — ладони издохшего убийцы соскользнули с древка. Стиснув зубы, Кейн выдернул стальной наконечник копья из своего тела.
От адской боли он чуть не потерял сознание. Однако у него не было времени жалеть себя — единственный оставшийся в живых брат набросился на него через мгновение с лицом, искаженным от бешенства, и бессвязными воплями, которые перекрывали завывания ветра. Перехватив его руку, Кейн не дал ему всадить в себя другой нож и, развернув ее как можно сильнее, получил в награду треск сломавшейся кости. Вопли ярости сменились визгами боли, и метатель ножей, пошатываясь, отошел в сторону и упал на снег, поддерживая сломанную руку и всхлипывая, как ребенок. Наступившую тишину нарушал лишь плеск волн озера Драгур о берег.