Ненавидя себя, он наклонился и поднял кинжал.
— А что сейчас? — спросил он оцепенело, встретившись взглядом с разноцветными глазами короля, непреклонным взором Леди Сталь, яростным — Джакса.
Он потерпел неудачу в своих поисках. Даварус пожалел, что вместо него здесь не Саша. Она бы убедила этого странного короля направить людей в ответ на угрозу Исчезнувших.
— А теперь уходи, — просто сказал Лоскутный король. — Не возвращайся в Тарбонн. Если попытаешься — поплатишься жизнью. Как эти люди, отдавшие свои у меня на службе.
Он указал испещренной шрамами рукой на останки стражников, из которых вытекли целые лужи крови, поблескивавшие в свете факелов. Коула снова затошнило.
Он повернулся и побежал прочь из дворца, крепко зажав рукой рот. Ему почти удалось выбраться наружу, когда между его пальцами прорвалась первая порция рвоты.
Оружие
В день Расплаты Телассы над Благоприятным краем разверзлись небесные хляби.
Задрав голову и хмуро взирая на тучи, Эремул подставил лицо под колючие капли студеного дождя. Это был мрачный день, подходящий для еще более мрачных событий, которым предстояло разыграться. Полумаг видел, как в гавани, на корабле, что запустит Разрушитель Миров, проходят последние приготовления. Вряд ли ливень окажется помехой планам фехдов.
Несмотря на дождь, собралась небольшая толпа, чтобы посмотреть на кошмарное оружие, которое готовили на борту корабля. Быть может, в этом интересе проявлялось ощущение неизбежности грядущего, а может, кое–кто думал, что их оккупанты планировали создать постоянную базу в Сером городе и намеревались уничтожить соперника, к которому большинство не испытывало никакой приязни. Сонливия пережила трех тиранов за три месяца, и краткое правление Белой Госпожи было, возможно, наихудшим из них — по крайней мере до тех пор, пока Древние не удосужатся свершить Расплату над Серым городом вместе со всеми, кто в нем находится.
«Странно, как все происходит по три раза. Три города Благоприятного края, три Судьи. Служительницы Белой Госпожи, кажется, всегда приходят по трое. Может, у Создателя была особая приверженность к этому числу. Или, возможно, таково космическое правило, что пустота всегда будет заполнена, а три — число, которое обеспечивает такую вероятность».
Эремулу пришло в голову, что сегодня день, подходящий для философствования. Огоньки десятков тысяч жизней скоро погасят, как свечи. Это себя оправдывало — сосредоточиться на масштабных проблемах, когда вопросы помельче приводили к таким ответам, от которых ему хотелось перерезать себе запястья.
Полумаг подумал о Монике в Прибежище. Интересно, как она там? Он пришел к заключению, что оставлять женщину с Рикером и Мардом было, вероятно, безопасно. Один из них просто не просыхал от пьянства и не мог приподнять даже голову, не говоря уж о члене, тогда как второй больше опасался заразы, чем возможного уничтожения оружием, разрушающим миры.
На его плечо легла чья–то рука, и Эремул подскочил бы как ужаленный, будь у него ноги на месте.
— Присоединяйся ко мне в Обелиске, — прозвучал певучий голос Айзека у него за спиной. — Вид будет впечатляющий.
— Неужели обязательно вот так подкрадываться ко мне? — проворчал Полумаг. — Помимо того, я уже был свидетелем уничтожения одного города. Помнишь, когда Салазар сокрушил Призрачный порт волнами.
Айзек пожал плечами.
— Жизнь — последовательность впечатлений. Воспринимай, что можешь, пока можешь.
Эремул нахмурился.
— Теласса — на расстоянии многих миль отсюда. Даже с Обелиска мы не сможем ничего разглядеть. Если только твои глаза не обладают скрытыми способностями, которые могут выбить из колеи представителей меньших рас.
Судья улыбнулся, похоже, ему понравилась колкость Полумага.
— Наши глаза действительно способны видеть дальше, чем ваши, но мы используем другие глаза. Уцелевшие остатки тех чудес, которыми обладали в Прежние Времена.
— Я не буду толкать эту штуку всю дорогу вверх к Обелиску, — заявил Полумаг, похлопав по креслу на колесах, которое Айзек разработал для него годы назад. — Путь долгий, и не особо хочется, чтобы на меня под ливнем налетела злобная толпа.
Казалось, обсидиановые глаза Айзека сверкнули, когда он взялся за рукоятки на спинке кресла Эремула.
— Я тебе помогу.
Обелиск был самым высоким зданием в Сонливии — монолит из темного камня, который возвышался над прилегавшими имениями городской знати и магистратов. Теперь, когда Эремул впервые увидел Город Башен и его изящные шпили, Обелиск уже не казался ему таким впечатляющим. С другой стороны, многое из того, что раньше производило на него глубокое впечатление, утратило значимость с тех пор, как в Благоприятный край прибыли Древние.
«Таков один из великих уроков жизни. Чем больше узнаешь о мире, тем меньше значишь ты сам. Когда мы молоды, мы находимся в самом центре круга мироздания. По мере того как проходят годы, мы двигаемся к краю, пока не наступит наш черед пасть в забвение, и мы принимаем это, даже не ойкнув».
Полумаг задался вопросом, изменило ли время фехдов так, как оно изменило людей. Оглядывая квартал Знати и встречая взгляды бессмертных, которые теперь объявили территорию своим анклавом, он решил, что нет.
— А сколько вас здесь сейчас? — спросил он Айзека, пока тот катил его по внутреннему двору Обелиска, привлекая любопытные взгляды соотечественников.
— Путешествие через Бескрайний океан предприняла тысяча из нас, — ответил Айзек. — На родине нас в двадцать раз больше. Лишь крупица того, что ваш народ может собрать даже в этом малом регионе континента, но воспроизведение не так заботит тех, кто не стареет. Бесконечное размножение — признак… — Он не договорил.
— Меньших рас, — закончил за него Эремул, подражая певучему голосу Айзека.
Офицер фехдов улыбнулся, и на мгновение будто вернулись старые времена, когда Полумаг и его верный слуга лениво подтрунивали друг над другом, хотя теперь это превратилось в поток сарказма и выпады со стороны Эремула.
«Айзек — не слуга, — напомнил себе Полумаг. — Он — бессмертный семифутового роста. И он вот–вот привезет меня в самый центр командования фехдов в Благоприятном крае».
Они прошли мимо казарм Алой Стражи, которые сейчас пустовали, и приблизились к железным воротам Обелиска. Фехд–караульный отдал Айзеку честь и вопросительно посмотрел на Эремула, но Судья жестом велел ему открыть ворота, и его сородич тут же подчинился. Когда Эремул в последний раз посещал Обелиск, ворота запирались на большой висячий замок. А сейчас страж–фехд на глазах у Эремула подошел к странной панели, которую установили на стене недавно. Она была покрыта, по виду, решеткой с пронумерованными кнопками. Страж постукал но ней своими тонкими пальцами. Мгновением позже ворота щелкнули и сами собой открылись.
Полумаг приподнял бровь, но Айзек просто махнул ему, предлагая следовать за ним.
Аванзал остался таким, как помнил его Эремул. Катясь по ковровым дорожкам, он услышал жужжание и, подняв взгляд, заметил прикрепленные к потолку механические объекты, которые своим видом напоминали ручные пушки фехдов. Они двигались вслед за ним, отслеживая его путь, их крохотные красные глазки, словно подмигивая, мерцали наверху.
— Они не опасны, — сказал Айзек, заметив волнение Эремула. — Они только наблюдают. В Прежние Времена они были на каждом здании, ну или так говорится в легендах. Они записывали все.
Они приближались к ступенькам, ведущим наверх, к Залу Большого Совета, и Эремул сбавил ход.
— Если хочешь, чтобы я сопроводил тебя на верхний этаж, тебе придется понести меня, — с горечью сказал он. — У меня аллергия на лестницы.
Айзек ничего не ответил. Вместо этого Судья повернулся к стене слева от ступеней. Офицер фехдов нажал серебристую кнопку в середине панели, установленной в трех футах над полом. Неожиданно стена скользнула в сторону, открыв маленькую пустую комнату. Айзек вошел и поманил Эремула за собой.