— Нет.
Другая служительница присоединилась к сестре, а затем следующая. Даваруса превосходили численно три к одному.
«Да пошли они», — подумал Коул, бессильная ярость придала ему мужества. Он опустил плечо и бросился вперед, ожидая, что на него нападут и поотрывают руки–ноги или, по крайней мере, задержат, но как только служительницы Белой Госпожи устремились к нему, они задрожали, а затем остановились, удерживаемые на месте некой таинственной силой.
Даварус не стал раздумывать над своей удачей, а поспешил мимо разбитого трона, вышел из зала и отправился по увитым плющом мраморным коридорам в направлении апартаментов лорда–мага. Он попытается убить ее, когда найдет. Юноша понимал, что, вероятно, не преуспеет. Но он дошел до предела.
Даварус крепко сжал Проклятие Мага, рука его была тонкой и бледной, тело истощилось, отдав так много собственной энергии, чтобы спасти жизнь Саше.
Он добрался до богато украшенных серебряных дверей, на которых было вытравлено изображение Белой Госпожи, и его ярость взыграла еще сильнее. Чего Даварус Коул на дух не переносил, так это нарциссизма.
Из–за дверей раздавался какой–то шум, похоже, Белая Госпожа на кого–то кричала, скорее всего — на Танатеса. Два мага страстно ненавидели друг друга. Коул определенно не мог обвинять короля–чародея Далашры за его враждебность. Женщина, которую тот некогда знал как Элассу, — женщина, которую Танатес любил до Войны с Богами, была воплощением зла. Сам Ворон, с другой стороны, показался Коулу жестким, но честным. Жизнь, полная суровых испытаний, превратила мужчину в грозного ангела возмездия.
Стиснув зубы, Даварус собрался с духом. «Мне хорошо знакомо это чувство».
Он пнул ногой в двери, и они распахнулись с жутким лязгом. Сделав пять размашистых шагов в комнату Белой Госпожи, он застыл на месте, онемев от представшего его глазам зрелища.
Лорд–маг сидела верхом на Танатесе на огромной кровати с балдахином. Полностью обнаженная, с развевавшимися платиновыми волосами, она двигалась вверх и вниз в бешеном ритме спиной к Коулу.
— Что за фигня? — прохрипел Даварус.
Танатес выглянул из–за двигавшейся фигуры Белой Госпожи, и его глазницы, полные черного огня, умудрились каким–то образом принять виноватый вид.
— Дитя убийства, — произнес он несколько застенчиво.
Белая Госпожа соскочила с Танатеса, и король–чародей Далашры оказался таким же нагим. Ее серебряная мантия, взлетев с пола, изящно укрыла ее тело, и она повернулась к Коулу.
— И ты смеешь? — прошептала она.
— Что я смею? — возопил Коул.
Его гнев не уступал ее ярости, но превосходил ее. Он указал трясущимся пальцем на Танатеса.
— Я последовал за тобой из Заброшенного края, — обвиняющим топом заявил Даварус. Ты обещал заставить Белую Госпожу заплатить за все зло, что она тебе причинила. А теперь я застаю здесь это… эту хрень.
В комнату неожиданно влетел член Совета, человек преклонного возраста.
— Госпожа! — начал он, с его лба стекали капли пота. — Я пришел, чтобы предупредить вас. Дитя убийства…
И тут он умолк, заметив Коула и поняв, что предупреждение запоздало. Затем увидел обнаженного Танатеса на кровати, и его глаза чуть не вылезли из орбит.
— Убирайся! — крикнула лорд–маг.
Мужчину выпихнуло из комнаты силой ее магии, и из коридора, где он врезался в стену, донесся глухой удар.
— Так ты обращаешься со своими преданными слугами? — воскликнул Коул. — Используешь, а затем, под настроение, избавляешься от них? Что сделала тебе Саша?
— Саша? А что с ней? — взревела Белая Госпожа.
Даже в пылу гнева Даварус вынужден был признать, что прозвучало это великолепно.
— Ты велела Фергусу провести над ней эксперимент. Она едва выжила, и что от нее осталось…. — Он не договорил, на него внезапно накатила тошнота.
— Я не делала ничего подобного, — возмущенно сказала Белая Госпожа. — Если Фергус меня ослушался, он за это ответит.
— Фергус мертв. Так же, как и его помощники.
Тишина, которая последовала за сообщением Коула, могла бы остудить расплавленное железо.
— Он был мне нужен, — произнесла лорд–маг с ноткой истерии в голосе. — Без него я не смогу произвести других Нерожденных. Я не смогу защитить свой город.
— Эласса… — начал было Танатес.
Однако Белая Госпожа уже вылетела из комнаты. Коул прижал к телу Проклятие Мага, ожидая атаки чарами, но лорд–маг не обратила на него никакого внимания, даже не взглянула.
Коул остался наедине с Танатесом. Юноша пару раз прочистил горло, поправил пояс. Танатес кашлянул и с притворно хмурым видом поднял голову к потолку. Оба долго хранили молчание.
— Ты посмотри, — сказал наконец Коул, тут же осознав, что это неудачное начало. — Я тебе доверял. Она подвесила тебя на городской стене. Из–за нее ворона выклевала твои чертовы глаза!
Танатес вздохнул, его грудь тяжело вздымалась. Шрамы от пыток, перенесенных пять столетий назад, были все еще видны на его коже.
— Мы любили друг друга когда–то.
Коул осуждающе покачал головой. Он устал от любви так же, как и от того, что, по–видимому, каждый чародей севера им манипулировал и гадил ему.
— Она — бессердечная стерва.
Танатес опять нахмурился.
— Возможно, не такая уж бессердечная. Не всегда. Любовь и ненависть — странные чувства, Даварус Коул. Зациклись на любом из них, и одно может стать неотличимым от другого.
— Не для меня, — выпалил Коул. — Я знаю о ненависти все.
Танатес скатился с кровати и принялся искать одежду. При всей его магической силе и грозной наружности было что–то трагичное в том, как могущественный чародей–король шарил руками по мраморному полу, не видя сброшенную одежду рядом с собой. Поколебавшись, Даварус подобрал штаны и изодранный плащ мага.
— Вот, — сказал юноша, бросив их с тяжким вздохом Танатесу. — Оденься.
Полуразвалившаяся лачуга Деркина в подземье Телассы была из числа древних зданий, которые пережили уничтожение священного города Святилище столетия назад. Совсем недавно они остались невредимыми после частичного обрушения Телассы во время битвы Белой Госпожи с Танатесом. Туда было легко добраться через один из многочисленных подвалов, которые соединяли остатки Святилища с городом наверху. Деркин показал Коулу свой дом несколько недель назад, когда юный убийца вернулся из Тарбонна и спустился в развалины в поисках друга. Ему нужно было с кем–то поговорить, а горбун оказался единственным в городе, помимо Саши, кому он мог доверять. Поразительно, что у внешне безобразного человека, зарабатывавшего на жизнь расчленением трупов, было такое доброе сердце, но последние события научили Коула, что и герои, и злодеи являются в самом неожиданном виде.
Он постучал в дверь, которая висела на одной заржавленной петле. За каждым его движением с подозрением следили чьи–то глаза. Здесь обитали отбросы общества, изгнанные из города за прошлые преступления, неизлечимые заболевания или просто безобразную наружность. Из теней на него уставилось рябое лицо жертвы чумы. Мимо проковыляла одноногая женщина с деревянным костылем в одной руке и старой матерчатой сумкой, полной испорченной еды, — в другой. Несмотря на то что они приносили пользу, участвуя в переработке городских отходов, Коул узнал, что сосланные в подземье сталкивались с ужасными последствиями, отважившись появиться в Телассе.
Ни от Деркина, ни от его матери ответа не последовало. Забеспокоившись, Даварус осмотрел замок и обнаружил: тот уже такой ветхий, что его можно сломать руками или просто сорвать дверь с единственной оставшейся петли и отбросить ее в сторону. Однако он засомневался, что Деркин будет ему признателен, если он разнесет его дом, поэтому вытащил из кармана отмычку. Как только он вставил ее в замок, тот со щелчком открылся. В волнении, не зная, чего ожидать, Коул распахнул дверь.
Саша по–прежнему лежала на столе, где он ее оставил. Над ней склонилась Белая Госпожа Телассы, так же чуждая этой развалюхе, как платиновое кольцо, потерянное в куче навоза, а вокруг ее пальцев с ухоженными ногтями плясали языки серебряного пламени.