Он спокойно подошла к платяному шкафу и взяла свои вещи. Затем открыла окно и, даже не одеваясь, выскользнула наружу и растворилась в ночном воздухе. Еще минуту мы стояли, как три пня, и лишь потом Брасти, который находился дальше всех, смог открыть рот и воскликнуть:
– Черт побери!
Затем пришла очередь Кеста. Я отошел последним и сразу бросился к окну, но женщины уже и след простыл.
Я вернулся к ложу, чтобы осмотреть окровавленное тело лорда Тремонди. Она разделала его, словно хирург, умудрившись каким-то образом долгое время поддерживать несчастного в сознании – наверное, благодаря свойствам эльтеки. Ножницы располосовали всю кожу, изобразив карту чудовищного преступления.
Это было не просто убийство, а послание.
– Смотри, Фалькио, – сказал Кест, указывая на руки Тремонди. Лишь на правой осталось три пальца – все остальные превратились в окровавленные обрубки. Перстни предводителя исчезли, а вместе с ними и наши надежды на будущее.
Я услышал шум на лестнице. Тяжелые размеренные шаги. Это шла городская стража.
– Брасти, запри дверь!
– Она надолго их не задержит, Фалькио. Ты вообще-то сломал замок, когда мы вошли.
– Действуй!
Брасти захлопнул дверь, потом они с Кестом задвинули ее комодом, а я в это время искал любые следы, которые помогли бы нам опознать женщину, убившую Тремонди.
– Думаешь, мы ее найдем? – спросил Кест, пока мы осматривали растерзанные останки Тремонди.
– У нас нет ни малейшего шанса, учитывая то, что нас ждет, – ответил я.
Кест положил руку мне на плечо.
– Уходим через окно?
Я вздохнул.
– Через окно.
Удары кулаков загрохотали по двери.
– Доброй ночи, лорд Тремонди! – сказал я. – Хозяином вы оказались не слишком добрым. Чересчур много лгали и так и не заплатили обещанного. Что, пожалуй, справедливо: телохранителей из нас не вышло.
Кест уже вылезал из окна, когда констебли принялись выносить дверь.
– Погоди-ка, – остановился Брасти. – Разве нам не следует, ну… ты понял…
– Что?
– Ну… взять его деньги?
Даже Кест оглянулся, услышав это, и выгнул бровь.
– Нет, деньги мы брать не будем, – ответил я.
– Почему? Ему они больше не понадобятся.
Я снова вздохнул.
– Потому что мы не воры, Брасти, мы – плащеносцы. А это должно хоть что-то да значить.
Он принялся вылезать из окна.
– Угу, это что-то да значит. То, что люди нас ненавидят. То, что нас обвинят в смерти Тремонди. То, что нас повесят на первом суку, а толпа будет кидать в наши трупы гнилыми яблоками и орать: «Драные шкуры, драные шкуры!» И да, еще это значит, что у нас вообще не будет денег. Плащи – единственное, что у нас осталось.
Он скрылся из виду, и я полез следом. Моя голова все еще возвышалась над подоконником, когда констебли вынесли дверь, и их командир заметил меня. На лице его мелькнула улыбка – я понял, что внизу нас уже ждут.
Меня зовут Фалькио валь Монд, первый кантор плащеносцев, и это был лишь первый день в долгой череде наших злоключений.
ДЕТСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ
Родился я в герцогстве Пертин. В маленьком и ничем не примечательном местечке, на которое остальные жители Тристии даже не обращают внимания. Слово «пертин» имеет несколько значений, но все они происходят от названия цветов, которые растут на подветренной стороне склонов горной гряды, окружающей кольцом нашу местность. Цветы имеют довольно странный голубоватый оттенок, который поначалу кажется красивым, но постепенно на ум начинают приходить слова «скользкий», «сопливый» и, наконец, «тревожный». Есть ли целебные свойства у цветов пертина – неизвестно, но, если их съесть, тебя стошнит, да и пахнут они дурно, когда их срываешь. Говорят, что в далеком прошлом некий завоеватель все-таки решился сорвать цветок. Он приколол его к плащу и назвал землю, в которой впоследствии родился я, Пертин. Наверное, запахов не различал.
Но абсурд на этом не закончился. Городская стража, из которой во время войны формируется войско, носит табарды той же расцветки, что и цветы, украшающие родную землю. Потому их и прозвали пертинцами, ибо они, как и цветы, столь же бледные, скользкие и сопливые, да к тому же от них весьма дурно пахнет.
Я родился в земле со столь богатым наследием, потому что отец мой не только обитал всю жизнь в Пертине, но и служил в пертинской гвардии. Ни хорошим отцом, ни хорошим мужем он не был и понял это довольно быстро: когда мне исполнилось семь лет, он освободился от этой тягостной обязанности. Наверное, рано или поздно отец нашел себе другую жену и завел еще детей, но я так и не удосужился об этом узнать.