— После заката. Не помню точное время, но было уже темно. Он появился как-то внезапно. Простите, что не могу сказать более точно.
Ответ совпадал с ответом её отца и Казу. Гораздо важнее было то, что она смотрела синоби в глаза и не выказывала никакого смущения, отвечая на вопрос.
— А ты помнишь, во сколько он ушел? — поинтересовался Хиро.
Она посмотрела на прилавок.
— Он был здесь, когда я уходила спать. — Томико прикусила нижнюю губку. — Он в добром здравии?
— Казу в полном порядке, — ответил Хиро. — Уверен, он по достоинству оценит твое беспокойство.
Томико кивнула. Румянец вернулся.
Хиро было немного жаль девушку. Она была не первой, кто влюбился в эффектного Казу, и дела её здесь обстояли не лучше, чем у остальных, хотя синоби подозревал, Томико в курсе, что шансов у неё нет. Ни один самурай не женится на дочери торговца. Если Томико все понимала правильно, Ито Казу был для неё недосягаем.
Раздвинулись норэн, и в зал из кухни вышел Гиндзиро. Он поклонился Хиро и с улыбкой распрямился.
— Спасибо, Томико, — сказал он. — Можешь вернуться к матери.
Девушка посмотрела на Хиро так, словно хотела добавить что-то еще. Но передумала и, поклонившись, ушла.
Когда Томико исчезла за занавеской, Гиндзиро тихо спросил:
— Ито-сан нужна помощь?
Гиндзиро очень давно имел дела с сакэ и теми, кто его пил, чтобы носом чуять неприятности.
— Не думаю, — ответил Хиро, — но я хотел бы знать точно, во сколько вчера он ушел отсюда.
— За полчаса до того, как храмовые колокола прозвонили полночь.
— До полуночи, — повторил Хиро.
— Мне сказать, что он ушел раньше? — спросил Гиндзиро. — Мне не понравился твой самурай-спутник. Он похож на человека, который лишь пытается найти того, кого можно обвинить. Я слышал насчет убийства в сегунате и не хочу, чтобы у Казу были неприятности. Он имеет к этому отношение?
— Откуда ты прознал об убийстве? — спросил Хиро.
Сакэвар покачал головой.
— Я не раскрою тебе своих источников, итак уже выставил Ито-сан не в лучшем свете перед этой выпендривающейся обезьяной из сегуната.
Гиндзиро тут же продолжил:
— Прежде, чем ты спросишь, я не знаю, кто убил служащего, и впутываться во всё это не намерен. Что там Ито-сан натворил — или не натворил — за пределами моего магазина, меня не касается.
— Зачем ты мне об этом говоришь? — поинтересовался Хиро. — Ведь я могу доставить Казу неприятности точно так же, как и человек из сегуната.
Губы торговца изогнула понимающая улыбка.
— Не можешь. Я знаю людей так же хорошо, как и свои бутылки, ты не способен на предательство.
Хиро приподнял бровь, но тему сменил.
— Ты уверен, что Казу ушел до полуночи?
— Моя жена ложится спать, когда колокола бьют полночь, — ответил Гиндзиро. — За полчаса до этого я объявляю, что закуски больше подаваться не будут. Казу ушел сразу, как только я это сказал. Насчет времени я уверен.
— Еще один, последний, вопрос, — сказал Хиро.
— Казу не был пьян, — сказал Гиндзиро, предвосхищая вопрос.
Слова торговца камнем упали на сердце Хиро. Казу ушел из магазина, чтобы убить Сабуро, и он не сказал Хиро правды.
Синоби сжал челюсть, пытаясь побороть неожиданную и непрошенную ярость, поднимавшуюся в груди. До убийства Сабуро ему не было дела (такова жизнь синоби), но ложь Казу поставила под угрозу миссию, а это было серьезным преступлением как против Хиро, так и против рю.
— Мои ответы тебя расстроили? — Гиндзио посмотрел на Хиро через прилавок, обеспокоенный его молчанием.
Синоби выдавил из себя улыбку.
— Нет. Я ценю твою помощь и осмотрительность. Не стоит переживать насчет Казу. Его сегодня ночью ограбили, возле реки, но сам он не пострадал.
Гиндзиро нахмурился и принялся протирать прилавок полотенцем.
— Полиции следует патрулировать реку по ночам. Воры совсем осмелели.
— Отчаяние всегда граничит с дерзостью. — Выговорив эти слова, Хиро почувствовал, что гнев испарился, уступив место внезапному ознобу. Если Казу убил Сабуро по приказу Хаттори Ханзо, школа может потребовать ликвидировать всех, кто подозревает его в преступлении. Казу знал, что Хиро и отец Матео раскрыли убийство Акеши, и мог заподозрить, что сёгун и в этот раз попросил их содействия. Казу мог молить о помощи с целью сбить их со следа.
Но Хиро на это не купился, и если его присутствие станет угрозой для Казу… синоби придется противостоять смертоносной силе. Хиро сражался лучше Казу, но тот прекрасно знал, что слабое место Хиро — иезуитский священник.
Хиро хотелось бы верить, что душевное родство (и дружба) остановят руку Казу, но мастер-синоби был слишком хорошо обучен, чтобы тешить себя надеждами. Казу убьет отца Матео, если того потребует его задание.
А Хиро оставил иезуита без присмотра.
Он поспешил домой, пытаясь не сорваться на бег, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. А Хиро очень хотелось бежать, но он все-таки предпочел идти быстрым шагом. Останавливаться лишь за тем, чтобы отвечать на подозрительные вопросы полицейского, значит напрасно тратить время.
Хиро позволил себе припустить бегом, когда миновал храм Окадзаки. Его гэта хлюпали по мокрым улицам, и вся одежда оказалась забрызгана грязью, но вопрос чистоты сейчас волновал его меньше всего.
До этого всего раз в жизни Хиро так отчаянно хотел ошибиться. Но этого не случилось. И в этот раз жизнь, поставленная на кон, была гораздо важнее собственной жизни Хиро.
Глава 25
Когда Хиро приблизился к дому иезуита, до него донеслись причитания. Он замер, внутри все похолодело и вспучилось, как грязь под его деревянными сандалиями.
В тишине среди этих причитаний послышался знакомый голос, поющий на японском. Как и всегда, Хиро подумал о том, как же в такой скорбной музыке может присутствовать столь хвалебный текст.
Синоби наклонился вперед, слегка обессилев от облегчения. Дыхание успокоилось, мысли обрели ясность. Он обругал себя за то, что поддался необоснованной тревоге. Отсутствие логики в мыслях обычно приводит к провалу так же верно, как и клинок убийцы.
Хиро проскользнул через ворота в садовой стене и вошел в свою комнату через веранду. Он решил не рассказывать отцу Матео о том, что Казу солгал. По крайней мере до тех пор, пока не узнает, с какой целью тот это сделал, и не удостоверится, что иезуиту ничего не грозит. К счастью, во время богослужения священника все равно отвлечь было невозможно.
Несколькими минутами позже Хиро вышел из дома в специальных штанах с завязками на лодыжках, сюрко цвета ночи и с куском материи, закрывающим лицо.
Он подтянулся на влажной крыше веранды и, забравшись на солому, пробрался по деревянной балке до конька. Бормотания и фальшивое пение, доносившиеся снизу, перекрывали любой производимый им шум. Оседлав перекладину, Хиро бросил взгляд на пасмурное небо, надеясь, что к ночи дождь закончится.
Внутри дома тихие причитания переросли в довольно громкое бормотание. Главная входная дверь открылась, выпуская на улицу прихожан. В сгущающейся темноте их покачивающиеся фонарики были похожи на светлячков.
Хиро лег на балку. В такие пасмурные сумерки, да в отсутствие луны только сова смогла бы увидеть синоби, примостившегося на крыше, но Хиро не хотел рисковать. Не стоило.
На улице раздался грозный лай, напугавший горожан. Женщины сбились в группку, словно это помогло бы отразить нападение. От страха закричал ребенок. Лай стал громче, и Хиро уже приготовился увидеть огромную соседскую акиту, несущуюся на дорогу. Прежде страшный зверь выбегал всегда, но хозяин успевал одернуть собаку, пока та не причинила вреда.
На этот раз собака не появилась.
Спустя какое-то время, женщины похихикали и разошлись. Лай затих, и на улице установилась тишина. Акита гавкнула в последний раз и замолчала.
Хиро позволил себе немного позавидовать собаке. У акиты мир делился на друзей и врагов, и грань между ними была достаточно четкой.