— Уж не тот ли это был дракон, которого я выпустил по вашему велению? — задумчиво проговорил мэтр.
— Наверное, нет, — ответил принц. — Мы выпустили его сегодня утром, а под Коппервудом он появился десять лет назад.
— А вдруг дракона отбросило в будущее меньше, чем нас? Надо было хотя бы взять с него слово не подчиняться Гилморгу и не участвовать в его чёрных делах.
— Да, мэтр, ты прав. Это не пришло мне в голову. Но меня беспокоит, что сейчас происходит в Сариоле. Жив ли отец и мои родственники?
— Я тоже хочу домой, — сказала Элис. — Хотя и понимаю, что моего дома уже нет. Мне страшно…Что сталось с нашей милой страной? А мои родители? Что с ними теперь?
— Не бойся, Элис, рядом с тобой есть тот, кто сможет защитить тебя, — произнёс принц. — Но мне кажется, что никто иной, как я, явился причиной всех этих ужасных событий — войны, неисчислимых бедствий для всех людей, гибели моих товарищей, благородных рыцарей, и порабощения моей страны. Я нарушил слово, данное Робертине Вейс, это я развязал войну!
— Не вините себя, господин, — сказал мэтр. — События развивались независимо от ваших действий, и, что бы вы ни делали, войны было не избежать.
— Но был момент, когда мой меч был направлен в грудь злобного колдуна. Один удар, и ничего бы этого не случилось, — ни войны, ни гибели тысяч людей. Но я не решился нанести его. Меня остановило убеждение в том, что будет низостью убить безоружного, я решил предать его суду, но ему удалось вывернуться.
— Нет, это не была нерешительность. Вы не могли поступить низко, и этим воспользовался тёмный лорд. Всё шло по его коварному плану, и все пути развития событий сходились к войне, к его господству над миром. Он хитро и умело использовал тщеславие и жадность Гилдериана и благородство рыцарей, чтобы разжечь войну и прийти к власти, когда Орден и Империя уничтожили друг друга.
Руди принёс ароматное жаркое, но у принца и его друзей кусок не лез в горло. Они молчали, потрясённые услышанным, и каждый думал о своём. Не доев ужина, они отправились в отведённые им покои. Руди сказал, что утром отплывает галера в Ликон, и Эвальд рассчитывал успеть на судно. Его не оставляли мысли о доме.
ГЛАВА 27
Старый раб
Утром друзья, наскоро собравшись, отправились на причал. Галера стояла под погрузкой, крестьяне втаскивали на борт корзины с фруктами и битой дичью, которые они рассчитывали продать на рынке в Ликоне. Прикованные гребцы скучали у вёсел. Мимо них лениво прохаживался надсмотрщик. По совету принца, Элис надела тёмный платок, и прикрыла лицо, оставив только глаза, чтобы её ослепительная красота не привлекала нежелательных взоров. Такой наряд был в обычае у женщин Алхиды, и не вызывал удивления окружающих. Эвальд оплатил галерщику за проезд золотую монету, и друзья поднялись на борт.
Гребцы налегли на вёсла, и галера вышла в море. Ласково светило солнце, дул нежный ветерок. Когда берег скрылся за горизонтом, галерщик приказал поднять парус, чтобы дать гребцам передохнуть. Они подняли вёсла и положили их на специально созданные для этой цели упоры. Надсмотрщики играли в кости на перевёрнутой бочке. Эвальд заметил, что один из гребцов — глубокий старик.
— Этот гребец довольно стар, — сказал принц Эмилиусу. — Я думал, что стариков не набирают в гребцы.
Старик услышал эти слова.
— Когда я попал на галеры, я был молод и силён, — ответил он. — Это было больше двадцати лет назад.
— Неужели ты двадцать лет провёл на галерах? Я слышал, что здесь не протягивают больше полугода.
— Это верно. Но я оказался очень живучим, и жив до сих пор, не знаю, на счастье или на горе. А ведь я мог получить свободу ещё двадцать лет назад! Некогда мы перевезли на этот берег могучего воина Дениела Северянина, и он обещал выкупить на волю всех гребцов, да только сгинул он без следа, говорят, что его сжёг дракон, когда-то обитавший в одной из здешних пещер. Все гребцы давно уже умерли, умер и тот галерщик, а я вот всё живу, прикованный к веслу. Я родом из Оуш-Тигаринта, там осталась моя семья. Наверное, и они считают меня тоже давно умершим. Я был продан в рабство за долг ростовщику.
— Да, тебе не позавидуешь, — произнёс принц. — А ты не обманываешь ли меня? Скажи-ка, как звали галерщика, владевшего той галерой, на которой Дениел пересёк море?
Старик задумался. Наконец, он вспомнил.