– Вам нравится убивать? Думаю, да.
Шарп чувствовал, что сердце в груди вот-вот взорвется: его стук гулко отдавался в ушах, как всегда при первых признаках волнения или страха. Он увидел ее профиль в неверном лунном свете, притяжение ее красоты была непреодолимым: никто не должен быть столь красив – и рука его, помимо воли, медленно пошла вверх, пока палец не уперся ей в подбородок, разворачивая лицом к нему.
Расширившиеся глаза выразили удивление: она отступила на шаг, оставив его руку висеть в воздухе. Обращенное к нему лицо выражало неприязнь:
– Так вам нравится убивать?
Он почувствовал себя глупцом: это она заставила его коснуться ее, чтобы потом отступить, она позвала его сюда только для того, чтобы одержать над ним маленькую победу. Он отвернулся, поднял винтовку, закинул ее на плечо и пошел прочь, не сказав ни слова. На нее он не смотрел – лишь почувствовал, проходя мимо, аромат табака ее сигары.
– Полковник Леру любит убивать, капитан.
Пару мгновений Шарп продолжал двигаться, но имя врага остановило его и заставило обернуться.
– Что вы знаете о Леру?
Она пожала плечами:
– Я живу в Саламанке, этот дом был полон французов. Вам поручили убить его, да?
В ее голосе снова сквозил вызов, она знала слишком много, и он снова почувствовал, что вовлечен в игру, где лишь она знает правила. Он подумал о Леру, фортах, оцеплении, о своей роте, расквартированной в городе: да, работа простая, он сам делает ее сложной.
– Спокойной ночи, мадам. Спасибо за ужин.
– Капитан?
Не останавливаясь, Шарп повернул за угол, миновал светящиеся смотровые отверстия и вдруг почувствовал свободу: он не изменил Терезе, которая любила его! Завидев тайную лестницу, он ускорил шаг.
– Капитан! – маркиза догнала его, шлепая босыми ногами по циновкам. Ее рука ухватила его локоть. – Капитан! Почему вы уходите?
Она играла с ним, упрекала за то, что он ее не поцеловал, отпрянула, когда он дотронулся до нее, – а теперь держала за руку, умоляла остаться, скользя глазами по его лицу. Как же достали эти игры!
– Катитесь к черту, мадам! – левой рукой он обнял ее, приподнял и поцеловал в губы, сминая их почти до боли, а когда ее глаза закрылись, уронил ее. – Ради Бога! Нравится ли мне убивать? Что я вам, чертов трофей на вонючую стену? Я собираюсь напиться, мадам, в какой-нибудь кишащей клопами лачуге на окраине этого проклятого Богом городишка в компании шлюхи – по крайней мере, она не задает вопросов! Спокойной ночи!
– Нет! – она снова вцепилась в него.
– Чего вам надо? Хотите сберечь мои деньги? – он говорил жестко, пытаясь причинить боль этой самой восхитительной женщине, какую только можно представить.
– Нет, – она покачала головой. – Я прошу вас, капитан, спасти меня от полковника Леру, – в голосе ее была горечь. Как будто стыдясь поцелуя, она повернулась и пошла прочь.
– Вы – что?
Она повернула за угол, не замедлив шага. Ей снова удалось его удивить, но теперь это была не игра. Он двинулся следом. Маркиза стояла у телескопа и глядела сквозь решетку. Шарп поставил винтовку к стене и подошел ближе.
– Так что?
– Я боюсь его, – она не повернула головы.
– Почему?
– Он меня убьет.
Повисла тишина. Шарпу показалось, что перед ним разверзлась пропасть, а он висит на краю, из последних сил цепляясь за острые, как бритва, камни. Одно неверное движение – и все будет потеряно. Они были наедине в темноте ночи, под самой крышей. На ее спине, между лопаток, лежала тень, и ему вдруг показалось, что в мире нет ничего более таинственного и пугающего, чем эта прекрасная женщина.
– Он вас убьет?
– Да.
Он поднял правую руку и осторожно дотронулся до ее лопатки, очень нежно, как будто туда упал завиток ее золотых волос, провел пальцем вниз, по ее горячей сухой коже. Она не двигалась.
– Зачем ему вас убивать?
Палец скользил по позвонкам, но она не реагировала, он опустил на ее спину всю руку и начал медленно поглаживать, поднимаясь к шее. Она не шевелилась.
– Перестань называть меня «мадам».
– Зачем ему тебя убивать, мадам?
Его пальцы поднялись до самого верха ее шеи, почувствовали завитки ее волос, выбившихся из-под серебряного гребня. Он медленно двинул руку направо, проводя пальцами по изгибу шеи. Она повернулась, и он, как будто боясь сломать что-то очень хрупкое, чуть отвел руку. Она замерла и, дождавшись, пока рука снова ляжет на ее кожу, подняла голову:
– Друзья звали тебя Дик?
Он усмехнулся:
– В детстве. Не очень долго, – ему было трудно не дать руке задрожать. Он ждал, когда она снова заговорит, зная, что этот неожиданный вопрос вызван напряженной работой мысли. Казалось, она забыла о его руке, но он знал, что это не так: сердце все так же гулко билось в груди. Ее ресницы взлетели: