Полковник Леру ждал в верхней галерее клуатра. Сейчас ему нужны были только две вещи: конь и простой длинный плащ, чтобы скрыть пятна крови на мундире. Обе эти вещи будут ждать его в три часа в переулке за Ирландским колледжем. Ему хотелось получить их раньше, но он не ожидал от британцев такой прыти: форты были вынуждены сдаться слишком скоро. Поглядев вниз сквозь перила балюстрады, он вдруг увидел высокую фигуру темноволосого офицера-стрелка: Шарп был без куртки, но длинный палаш и винтовка на плече делали его безошибочно узнаваемым. Леру услышал, как часы пробили половину третьего – до назначенного часа еще далеко, но придется рискнуть и надеяться, что конь и плащ будут в условленном месте раньше срока. Пока все шло так, как и было задумано. Неприятно оказаться запертым в форте вместо того, чтобы встретиться с одним из своих агентов в городе, но тщательный план побега сработал: его привезли в госпиталь одним из первых, а хирург, дежуривший во дворе, бросив на него лишь беглый взгляд, махнул в сторону офицерских палат – никто не мог спасти офицера-артиллериста с такими ранениями, пусть хоть умрет в тени и прохладе. Леру заметил, что Шарп вошел операционную и усмехнулся: это давало ему пару минут.
Он чувствовал себя неуютно: кишки убитого горой лежали у него на животе, удерживаемые только поясом украденного мундира: эта мокрая, склизкая масса так и норовила соскользнуть в сторону. Ему пришлось залить себя кровью, перепачкать светлые волосы, прикрыть левый глаз кровоточащим куском чужой плоти и в нескольких местах прожечь мундир. Клигентальский клинок, уже обнаженный, лежал под рукой, Леру молился только, чтобы Шарп подольше задержался в операционной: дорога была каждая минута. Вдруг он услышал оклик часового на витой лестнице:
– Могу чем-нибудь помочь, сержант?
Леру услышал, как пришедший что-то шепчет часовому, и инстинктивно почувствовал опасность. Он застонал, перекатился набок и дал чужой требухе упасть, спугнув возмущенных мух. Вытащив остывшие кишки из-за пояса, он протер левый глаз: ресницы совсем слиплись, пришлось поплевать на ладонь и долго тереть. Он не хотел, чтобы зрение помешало ему сбежать – а время уже пришло.
Все случилось ужасающе быстро: только что человек умирал, слабо постанывая – и вот он уже на ногах, а в руке блестит холодная сталь. Леру казался восставшим из могилы: ноги затекли, рука повисла под тяжестью клинка. Но он двинулся, разгоняя кровь, и издал дикий воинский клич. Вперед, во имя императора!
Харпер смотрел в другую сторону. Он услышал крик и обернулся, но между ним и демонической фигурой стоял часовой. Харпер заорал, попытался оттолкнуть его с дороги прикладом ружья, но часовой лишь сделал слабый выпад в сторону ужасающего призрака. Клигентальский клинок легко отвел байонет в сторону и легко перечеркнул лицо часового. Тот завопил от боли и упал назад, прямо на ружье Харпера, заставив того спустить курок. Пули бессильно застучали по каменным плитам галереи, срикошетили от балюстрады, а отдача, способная сбросить человека с корабельной мачты, отшвырнула Харпера назад.
Сержант попытался удержать равновесие: за его спиной была лестница, он стоял на самом верху, где ступеньки были круче всего. Правой рукой он попытался найти опору, но часовой, продолжая кричать и не разбирая дороги, споткнулся о Харпера, обхватив его колени, и тот начал падать. Рука его поймала балюстраду, он повис на ней и увидел, что французский офицер уже движется к нему, нацелив палаш точно в грудь Харперу, двигаясь все быстрее по мере того, как Леру приходил в себя.
Острие клинка ударило точно в распятие у него на шее. Харпер отпустил балюстраду и закричал: «Тревога!» – но часовой так и висел у него на коленях, оставалось только беспомощно махать руками в надежде за что-нибудь уцепиться. Всем своим весом он рухнул вниз, ударившись головой о восьмую ступеньку.
Сухой треск разнесся по двору. Голова подпрыгнула, взлетели светло-каштановые волосы, на глазах пропитываясь кровью, и тело заскользило вниз, пока не остановилось на изгибе лестницы, распростершись головой вниз на каменных ступенях.
Леру повернулся и крикнул раненым соотечественникам, чтобы те не мешались под ногами. Он побежал налево, по кратчайшему пути к задворкам колледжа. Двое часовых на противоположной галерее подняли мушкеты, один встал на колено и взвел курок. Леру остановился: они были слишком далеко, чтобы хотя бы ранить его. Один все-таки выстрелил, пуля просвистела мимо француза, но Леру смущал другой: тот, который ждал. Путь в обход займет у него много времени, но кто знает, в какую сторону побежит часовой. Палаш в руке Леру двигался, как живой, и казалось, придавал ему силы: он расхохотался, чувствуя прилив радости.