– Слава богу, они быстро зажили, – пробормотал я, скосив глаза. Попытался поднять руку к виску, где пульсировала боль, но наручники вновь непреклонно звякнули. – Вот чёрт. Всё настолько плохо?
– Ты имеешь в виду свою голову или парня в реанимации? – спросил Джонно, вопросительно вскинув бровь.
Воспоминание о произошедшем казалось… неправильным. Я с трудом помнил, как добрался до дома Лу и напоролся там на Мартина, да и то ощущение было такое, будто я слежу за чьими-то действиями со стороны. Всё это проносилось в сознании как кино, подёрнутое красной дымкой, только в ушах ревел голос, жаждавший крови. Да ещё вспоминалось ощущение силы и мощи. Даже теперь я всё ещё хотел ощутить их вновь.
– Что произошло? – спросил я слабым голосом.
– Вот это-то я и пытаюсь выяснить, парень. Я смотрел видео с камеры наблюдения в магазине. Ты пришёл израненный, залил кровью весь магазин, потом исчез прежде, чем мы или скорая сумели тебя найти. А потом я услышал, что какой-то псих вломился в дом и, видимо, попытался совершить вооружённое ограбление. Мы приезжаем, а ты лежишь на полу. Повсюду кровь, череп у тебя раскроен, а рядом лежит ещё один парень, забитый до полусмерти, и сидит хрупкая барышня с переломленной пополам бейсбольной битой. А теперь давай выкладывай, пока этот тупица не вернулся.
– Вот чёрт. Старик, я сам не знаю…
– Не надо мне этого дерьма «без комментариев». От тебя я этого ответа не приму. После стольких-то лет! – рявкнул Джонно.
– Да нет. Нет, дружище, я в том смысле, что я и сам не знаю, что там произошло. Ощущение такое, словно это было много месяцев назад, всё как в тумане. Сколько я тут валяюсь?
– Часов шесть, и поверь мне, у докторов к тебе масса вопросов. Я видел твои раны.
Я моргнул и уставился на него, пытаясь как-то уложить в сознании тот факт, что я не умер. Да, у меня всегда всё быстро заживало – невероятно быстро, но это был уже какой-то новый уровень.
Джонно щёлкнул пальцами у меня перед лицом, я вздрогнул и снова посмотрел на него.
– Соберись, Джек! Что случилось?
– Я… Я… Они меня обманывали. Я любил её и…
И я рассказал ему всю историю, ничего не утаивая. Это заняло много времени, но вернувшегося новичка Джонно опять отправил восвояси, а медсёстрам велел подождать за дверью. Когда история была окончена, я чувствовал себя совершенно измотанным и очень несчастным. По щекам текли слёзы, а Джонно кивал, пока я заканчивал свой рассказ.
– …и я до сих пор не знаю, где он, дружище! Пять гребаных лет я был совсем один. Она – единственная, кого я любил. И она со мной поступила вот так…
– Это всё, Джек? – спросил он.
Я кивнул.
– Эй, Джонно, правду и только правду. Давай рассказывай: трахнут меня нежно или нагнул и бензопилу засунут?
Он фыркнул, покачал головой и дал знак напарнику возвращаться из коридора.
– Всё невесело, приятель, но часть из этого я вполне понимаю. Будь честен и не пытайся ничего утаить, так тебе будет лучше. А я переговорю с прокурором. Может, изменят статью обвинения. Или хотя бы и остальных обвинят – между прочим, у тех двоих в доме была целая куча наркотиков. Невинных тут нет, но у тебя, по крайней мере, была причина. Самое лучше, на что ты можешь рассчитывать, – это не слишком длинный срок.
– Так что, труба мне, да? – пробормотал я, понимая, что не могу сейчас думать о том, как разрешить эту проблему. Голова была словно набита ватой, несмотря на то, что душа ушла в пятки. – Подожди… А где, чёрт возьми, мои ботинки? И куртка?
– Ты что, Джек? После всего этого дерьма хочешь спросить меня вот об этом? – Джонно смерил меня фирменным хмурым взглядом из-под вскинутой брови, словно говоря: «Я всё это уже видел, и не раз, а ты в моих глазах несколько выше, чем всякий мусор, так уж не разочаруй меня…»
– Да отвали ты. И без того фиговый день вышел, окей? – огрызнулся я и попытался скрестить руки на груди, но снова звякнули наручники. – И кстати, можно уже наконец это снять?
– Не-а, но попытка засчитана. – Джонно обернулся к медсестре, которая вернулась, чтобы проверить капельницу, катетер которой торчал у меня из левой руки. – Простите, мисс. Его уже можно переводить в камеру или он вам здесь ещё нужен?
– Офицер, его определённо нельзя никуда переводить, категорически нет, – прервал Джонно незнакомый мужской голос.
Я повернул голову, пытаясь рассмотреть его обладателя. Из-за ширмы, отделявшей мой закуток от остальной палаты, вышел высокий темнокожий мужчина.
– Шесть часов назад у этого человека был пробит череп, ему наложили почти сто шестьдесят швов, потеря крови была просто чудовищной. А сейчас он сильно обезвожен, истощён и, кроме того, по-видимому, находится в состоянии шока. А тут ещё вы, опытный офицер полиции, его допрашиваете, хотя он явно не в состоянии сказать ни слова в своё оправдание. Можете поставить охрану у двери снаружи. Но больше никакого воздействия на своего пациента я не допущу, пока сам не сочту, что он готов отвечать на вопросы.