Конрад кивнул, тогда архивариус захлопнул книгу и положил на нее руку.
– Забудь. Хроники давно пора обновить. Может, когда-нибудь… – Он передернул плечами.
Конрад снова начал отсчитывать монеты. Писец потер руки, стряхивая пыль. Конрад отдал ему все четыре кроны. Поскольку получалось, что он все равно за него заплатил, Конрад хотел было забрать набросок герба, но потом решил, что подобное напоминание ему не требуется.
– Благодарю. – Архивариус ссыпал монеты в карман. – Если мы можем помочь чем-то еще, не стесняйся.
Посещение коллегии оказалось совершенно бесполезным. Конраду заявили, что ни Элиссы, ни герба не существует, хотя он прекрасно знал, что в обоих случаях архивариус ошибается.
– Вы точно уверены, что такого герба нет?
– Если и есть, то он принадлежит не человеку.
НЕ ЧЕЛОВЕКУ…
В течение двух последующих дней эти слова эхом отдавались в голове Конрада. Наверное, архивариус имел в виду флаги и штандарты, носимые воинами Хаоса; но по опыту Конрада, все подобные изображения включали в себя еретический символ того божества, которому поклонялось то или иное войско. Герб со скрещенными стрелами и поднятым кулаком не осквернял никакой языческий символ.
Когда Конрад вернулся в родную деревню вскоре после набега, от нее осталось лишь пепелище. Сэр Вильгельм и леди Ульрика, скорее всего, погибли в пылающем особняке, и до недавнего времени Конрад считал, что Элисса погибла вместе с родителями.
Ее братья к тому времени давно уже оставили деревню и отправились повидать свет, одного из них Конрад встретил на долгом и трудном пути из Кислева в Империю.
Конрад попал в плен к банде последователей Кхорна, Кровавого бога, чья тяга к сумятице и убийствам завела их далеко вглубь Империи. Он винил в своем пленении Гаксара. Тот в обличье человека заманил Конрада в ловушку. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что его собираются принести в жертву охотникам за душами. Но на снаряжении главаря дикой банды красовался герб Кастрингов, и это спасло Конрада – на время.
Кем бы он ни был – Вильгельмом, Зигмундом или Фридрихом, – он уже заплатил немалую цену за преданность Хаосу. Лицо и тело Кастринга изменились: на голове росли рога, тело покрылось шерстью, а зубы вытянулись в клыки.
Его банда ничем не отличалась от звериной стаи, и, тем не менее, это к Конраду относились как к зверю в клетке, издевались и били. В конце концов, он все же отомстил им жестокой местью, убив дюжины собакоголовых мутантов. Схватка превзошла даже их собственные кровавые церемонии. И последним умер Кастринг, насаженный на пику Конрада – пику бронзового рыцаря…
Но перед тем он говорил об Элиссе и утверждал, что она ему не сестра. Хотя Элисса оставалась в неведении, получалось, что законность ее происхождения ставилась под сомнение. Кастринг не знал подробностей, но уверял, что у него с Элиссой разные родители и в лучшем случае она приходится ему сводной сестрой. Может, он говорил правду – тогда становилось понятным, почему ее имени не оказалось в родовых хрониках Кастрингов.
Элисса нашла стрелы и лук где-то в подвалах поместья, и Конрад спрашивал Кастринга, знает ли тот о гербе с кулаком и скрещенными стрелами.
«Эльф? – предположил Кастринг. – Могут они быть как-то связаны с эльфами?»
Неужели Серебряный Глаз носил эльфийский щит? Эльфы были одного роста с людьми, так, может, Конрад научился стрелять из лука при помощи оружия эльфов?
Он где-то слышал, что иногда от связи людей и эльфов рождается потомство; может, отец Элиссы был эльфом.
«Не человеку…»
Слова эхом отдавались в голове Конрада в течение двух следующих дней – пока Цунтермайн не вызвал его к себе.
ГЛАВА 5
Дом изменился до неузнаваемости. Внешне он оставался прежним. Ворота Конраду с Таунгаром открыл тот же самый одетый в белое прислужник и повел их по освещенному саду, через знакомые крохотные мостики к двери.
Зато внутреннее убранство дома изменилось полностью.
В коридоре поджидало очередное юное существо из прислуги, и на сей раз Конрад без усилий определил, что перед ним девушка. Белые одежды заменило собой розовое шелковое платье, обнажившее правую грудь. Непокрытые волосы, выкрашенные в розовый цвет, доставали до середины спины. Она напомнила Конраду кого-то или что-то, но он никак не мог вспомнить, что именно.
– Позвольте взять вашу одежду, господа, – сказала девушка.
В прошлый визит в доме царила тишина, но сейчас его переполнял шум. До Конрада доносилась смех и обрывки разговоров, и тяжелые размеренные удары барабана сотрясали стены. Нос щекотал странный сладковатый запах, а в воздухе висели разноцветные струйки дыма. Не оставалось сомнений, что они с Таунгаром попали на один из приемов Цунтермайна. Судя по тому, как кренилась под тяжестью одежды вешалка, гостей собралось много. Одежда лежала даже на полу, причем не только плащи.
Конрад снял свой длинный жилет и передал прислужнице, которая тут же непринужденно бросила его на пол. Тут он заметил, что, хотя Таунгар уже скинул плащ, он продолжает раздеваться.
– Снимай все, – приказал он.
Сам он уже успел раздеться догола; на нем оставались только украшения, которые он, видимо, носил даже под формой. Руки повыше локтей украшали два серебряных браслета с замысловатым узором, а на шее на золотой цепочке висел медальон с тем же рисунком. Он представлял из себя круг, а вверху справа из него торчали рукоять и круглая перекладина меча. Конраду уже встречалась эта эмблема на знаменах и флагах; на войне он сражался и убивал тех, кто выступал под ней.
Прислужница протянула Таунгару одеяние, похожее на свое, только нежно-голубого цвета. Сержант надел его через голову.
– Ну, давай же, – подбодрил он Конрада. – Не стесняйся.
Конрад тянул с раздеванием вовсе не из застенчивости – ему не хотелось расставаться с ножом в правом ботинке, а также с кинжалом за поясом.
Его одолевало подозрение, что он пришел зря и обещания Цунтермайна – ложь. Вероятность того, что сегодня вечером он встретит в его особняке Элиссу, бесконечно мала. Но если девушка все же здесь, Конраду не останется ничего, как сбежать с ней. Как это сделать, он пока не знал, но совершенно ясно, что ему потребуется оружие, ведь Череп тоже наверняка среди гостей.
Конрад старался не думать о нем, но при воспоминании о Черепе его все еще пробирала дрожь. Он повидал много ужасов в тот день, когда погибла его деревня, и вид худого как скелет Черепа, выходящего невредимым из охваченного огнем особняка Кастрингов, напугал его сильнее всего.
За прошедшие годы Конраду довелось столкнуться с невероятно живучими созданиями. Он видел тварей, практически изрубленных на куски, ползающих на окровавленных обрубках, но отказывающихся умирать; он видел, как отрубленные конечности оживают, чтобы помочь в битве его врагам; он видел, как поднимаются мертвые и убивают живых, хотя в них кишат черви, а прогнившая плоть отваливается кусками.
Но, несмотря на все виденное, именно воспоминания о Черепе были самыми яркими. Его часто пугало то, с чем приходилось сталкиваться на поле боя. Страх придавал воину сил в схватке, обострял чувства и восприятие. Дикие орды не знали страха, но им были чужды любые человеческие чувства. Они никогда не пугались, но никогда и не выказывали храбрости. Казалось, что они живут только для того, чтобы сражаться и умирать, убивать и быть убитыми. Зачастую для них не представляло разницы, с кем сражаться, лишь бы лилась кровь. Они убивали и врагов, и союзников и так же равнодушно встречали собственную смерть.
Конрад скорее выступил бы против легиона таких берсерков, чем снова встретился лицом к лицу с Черепом…
Но Элисса была самым важным человеком в его жизни. Он не представлял себя без нее. К тому же без нее он, скорее всего, погиб бы, когда громили деревню. Мысль об Элиссе в роли пленницы Черепа казалась ему непереносимой.