Я понял все это сразу, как только заглянул в ее усталые, в красных прожилках глаза и разглядел капли пота на лбу и шее.
Помню, меня совсем не удивило мое знание. А знал я об этой женщине абсолютно все. Что дома у нее двое сыновей-малолеток и дочь на выданье. Что ее муж погиб прошлой зимой - провалился под речной лед, когда вез хворост из ближайшего леса. Провалился вместе с лошадью. Та хоть и старая была, но все ж в хозяйстве подмога, а без нее...
Да, семья этой женщины пережила тяжелый год. По весне едва с голоду не померли, но, слава Змееносцам, сосед-мельник подкинул пуд муки. Не просто так подкинул, а как будущим родичам - посватался к дочери. А той люб другой - молодой да горячий. Всем хорош парень, да только сам гол как сокол. Мельник же хоть и стар, да богат. Дочка плачет, не хочет за мельника идти. Но такова доля бесприданницы - достанется девица не любимому да нищему, а постылому толстому, краснолицему мельнику, который ей в отцы годится, зато состоятельному.
«Ничего, стерпится - слюбится. Главное - младшеньких поднять. А то у малого в легких болотная хворь завелась, харкает едва не кровью, а на лекаря денег нет... Может, мельник даст после свадьбы, не бросит же шурина-малолетка заживо гнить. Эх, только бы дочка глупостей не натворила!» - подумала женщина и горестно вздохнула, а я словно очнулся.
Оказывается, она уже давно прошла мимо, вдалеке на дороге маячил ее крошечный силуэт, а я стоял перед городскими воротами.
Да... Тогда я впервые испытал глубокое погружение в жизнь чужого существа, и это произвело на меня очень сильное впечатление. Я почувствовал жалость к этой женщине и ее детям и острое желание помочь. Я знал, что могу это сделать, мне по силам излечить болотную хворь и добыть денег на приданое дочке.
Я повернулся, чтобы догнать ее, и меня тут же скрутила такая судорога боли, что зашумело в ушах, и земля ушла из-под ног. Меня рвало, из носа и ушей хлестала кровь, а штаны стали мокрыми и горячими от испражнений. Я выл и катался по земле.
Ко мне бросились перепуганные стражники, пытаясь помочь. Но помочь себе мог только я сам. Жестокая физическая боль изгнала из моей души воспоминания о той женщине. А как только пропала жалость к ней, тут же исчезла и боль.
Помню, я сидел на дороге, с ног до головы перемазанный собственной кровью, блевотой, дерьмом, и плакал - зло и отчаянно, потому что где-то в глубине души понимал: детство кончилось, только что я действительно стал Должником...
- И что, такое бывает каждый раз, когда ты испытываешь жалость к кому-нибудь? - осторожно уточнил Барс.
- Нет, - помотал головой Аль. - Нет. Я больше не умею испытывать жалость... За последующие тринадцать лет меня отучили от очень многих вещей, в том числе и от жалости к другим. Не сразу, конечно... А в тот день... Стражники подняли меня, завели в караулку. Заставили залпом выпить кружку холоднющего вина. У меня сразу свело зубы, а в голове приятно зашумело, и на душе стало легко... Да, я тогда сильно опьянел. Еще бы! Много ли надо пятнадцатилетнему мальчишке, ни разу в жизни не пробовавшему хмельное!.. От стражников пахло потом, табаком и горячим металлом, и я, помню, отчаянно захотел стать одним из них...
Темьян-Барс понимающе вздохнул и спросил:
- И ты пошел назад в общину?
- Нет, - покачал головой Аль. - В нас с рождения вкладывали одно простое правило: если ты получил приказ, во что бы то ни стало обязан выполнить его. Сдохнуть, а выполнить... А для меня в тот день приказом являлось задание передать записку лекарю... Оклемавшись, я вышел из караулки и пошел по городу разыскивать нужную улицу. Вид у меня, конечно, был еще тот. В перепачканной блевотой и дерьмом одежде, с засохшими кровавыми подтеками на лице. Да и пахло от меня так, что встречные люди морщились и переходили на другую сторону улицы. Представь, каково это для пятнадцатилетнего подростка! Самолюбивого и не уверенного в себе!
Аль сделал паузу, улыбаясь воспоминаниям.
- Да уж, - фыркнул Темьян.
- Я шел, из последних сил стараясь не обращать внимания на гримасы встречных, и только это спасло меня от повторения приступа. Лекарь встретил меня понимающим взглядом и повел на кухню, велев кухарке нагреть воды... Теперь-то я знаю, что Наставник загодя предупредил его. Лекарь знал, в каком непотребном виде я появлюсь... Пока я отмывался в лоханке, он принес новенькую с иголочки одежду, словно на меня пошитую... Ввернее, на меня и пошитую, говорю же, все было подготовлено заранее... А потом пригласил меня отобедать с ним и его семилетним сыном.