Выбрать главу

Клоака

 

Что ж ты не дышишь? Я спокоен,

Пока глазной белок становится багровым,  

Что ж ты не смотришь? Я расстроен,

Срывая поцелуй с губ, окрашенных лиловым…  

 

 

   «Кошка дран… драная».

   Слова проскользнули сквозь зубы со свистящим шипением. В голове у Захара все еще блуждала вереница из матюгов, завершала которую эта довольно безобидная фраза. Ярость душила парня, заставляя забыть о необходимости дышать, поэтому откровенным ругательствам не досталась честь быть озвученными – воздуха хватило только на последнюю «кошку».

   Голос из динамика сообщил о начале очередной посадки. Захар проигнорировал объявление. До его посадки оставалось минут сорок. Рука все сильнее сжимала стаканчик с кофе. Секунду спустя объем вытесненного превысил лимит наполняемости – обжигающий напиток хлынул на кожу. Захар уставился на испорченный стакан, сквозь пелену застилающей его разум злобы чувствуя тупую боль в руке. Ощущение, словно нечто с величайшей деликатностью отгрызало от его кожи малюсенькие кусочки.

   Не отрывая взгляда от темных капель, застывших на костяшках пальцев, Захар потянулся к салфетнице. Не обнаружив искомое, парень покосился в сторону девушки… официантки… продавщицы… да плевать кого, сотрудницы одного из общепитов аэропорта, притащившей ему пластиковую тарелку с шестью не аппетитными на вид жареными пельменями.

   «Принесите,  пожалуйста, салфетки», – услужливо подсказал мозг нужную фразу.

   – Кошка драная, – вместо этого вновь прошипел Захар. От воздуха, вылетающего изо рта во время шипения, чесались губы. – Драная…

   Однако это ругательство и с десяток других, продолжающих крутиться в голове парня на манер зажеванной пленки, адресованы были вовсе не рассеянной официантке. Даже пренебрежительный взгляд и игнорирование троекратно повторенной просьбы принести кетчуп к пельменям не возвел ее на пьедестал объекта для беспредельной ярости Захара.

   Нет. «Драная кошка», «крашенная сучка» – определения лишь для одной. Той, что за последний час написала ему с полсотни сообщений. Той, что он купил огромный подарочный набор красок – названия некоторых оттенков он даже не знал. Той, которая должна была занять пассажирское место рядом с ним в комфортабельном салоне самолета, прямым рейсом направляющегося в Хитроу. Той, что в последнем сообщении написала ему следующее: «Лапочка, честно говоря, я не в такси. И даже не вызвала его. Знаешь, все так сложно… Помнишь Кирюшку Кондратьева из нашего потока? Ну, не знаю, понял ты или нет. Думаю, понял. Ты всегда был очень сообразительным. Я не лечу с тобой в Лондон. Прости, лапочка. Поговорим, когда вернешься? Очень надеюсь, что мы останемся друзьями, лапочка…».

   Что? Что?! ЧТО?!

   Телефон выскользнул из рук Захара и с глухим стуком приземлился на стол.

   «Прости, лапочка, с мольбертом проблемы. По-моему, что-то отвалилось… Ха-ха. Еще парочку минуточек и я пройду таможенный контроль», – говорилось в предпоследнем сообщении. Если содержание сообщения и зародило в Захаре легкую тревогу, то смайлик «поцелуйчик» в конце свел все волнения на нет. 

   И теперь эта заява. Так она и не собиралась выходить из дома, а тем более ехать в аэропорт? А может, она вообще не дома? Неужто не захотела вылезать из теплой постельки, которую ей с неутомимым усердием помогал согревать Кондратьев?! Его девушка с этим… этим…

   Шипение превратилось в рычание. Ошпаренной рукой Захар смахнул со стола тарелку, жареные пельмени покатились по натертому до блеска полу. Официантка у стойки даже голову не повернула в его сторону. Зато небольшой погром привлек внимание кое-кого другого.

   Захар смотрел в пол, чувствуя, как тело начинает подрагивать – хотелось что-нибудь сломать, а лучше переломить. Например, шею Кондратьева. Внезапно в поле его зрения появились босоножки с цыпляче-желтыми ремешками. Голубой лак на ногтях заставил Захара впасть в легкий ступор. А ножки в босоножках между тем время зря не теряли. Изящно преодолев препятствия из разбросанных тут и там пельменей, ножки остановились у стола Захара. Парень поднял голову, намереваясь послать чересчур активного раздражителя в далекие нецензурные дали, когда нежданный субъект скользнул на стул напротив него.