Они ушли, а я осталась одна.
Пойти за ними? Поехать дальше, выключив свет? Оборачиваюсь к двери, соединяющей первый и второй вагоны. Там темно. Настолько все черно, что кажется, будто черный цвет не настолько насыщенный, как эта пустота.
— Перезапустить подачу электричества?
Во рту начинает горчить.
— Но сначала вернуть стоп-кран в обычное положение.
Когда я размышляла о том, что лучше: выйти наружу или доехать до конечной станции, я считала, что улица — путь к спасению. Но теперь, когда Семена рядом больше нет… Я боюсь прыгать вниз и идти куда-то.
Стоп-кран с легкостью возвращается на место, но ничего больше не происходит. Я медленно подхожу к потайной выемке в стене и смотрю на этот черный, маленький рычажок.
— Ну что, друзья мои, — обращаюсь я к своим притихшим червякам в груди, устало оглядевшись. — Я последняя, но…
Я надавливаю на рычаг, и тот поддается мне, опускаясь вниз.
Щелчок.
Щелчок.
Щелчок.
Свет потух, двери все еще открыты, а я…
Я вешаться не собираюсь.
Восьмая остановка — Конечная
Поезд трогается с места, как только включается свет.
А те, кто был со мной, остаются позади.
Мне всегда нравились моменты в фильмах, когда герой, прислоняясь головой к окну в поезде или автобусе, куда-то едет и задумчиво вглядывается в быстро сменяющийся снаружи пейзаж. Он либо только хочет рассказать зрителям свою историю, либо доживает последние секунды до титров, оставляя финал своей жизни открытым. А вокруг него другие пассажиры занимаются своими, никак с ним не связанными делами, и у нас, зрителей, появляется ощущение какой-то умиротворенности.
Мы хотим оказаться на его месте.
Встать однажды утром и, бросив все и всех, уехать куда-нибудь далеко-далеко на поиски лучшей жизни. Или же обычных приключений. Потому что у большинства из нас жизнь до безобразия скучна и однообразна. После просмотра таких фильмов я всегда хотела бросить вызов окружающему меня миру, умчаться в далекие края и повстречать на своем новом пути неизвестных мне людей, у которых, как и у меня, будет о чем рассказать мне ночью у костра на пляже или в баре за очередным стаканом.
Мне хочется путешествовать и спать в дешевых гостиницах, ощущая этот своеобразный запах старых коридоров, в которых расстелены длинные ковры. В снятых комнатах находить «вырезанные» ручкой или карандашами послания от тех, кто обитал в этих номерах до меня месяц, год или же десять лет назад. Питаться на заправках или покупать готовую еду в супермаркетах, разогревая макароны или супы в микроволновках. Во время такого путешествия я бы хотела в одном городе проводить время с одними людьми, а переезжая в другой, встречать новых попутчиков.
И даже имея всего один рюкзак за спиной, одевшись в потертые джинсы и старые кроссовки, ни в чем не нуждаться.
Из-за таких историй, которые актеры рассказывают нам с экранов, мы верим в то, что наши жизни могут измениться, стоит только, выйдя из дома, пойти не направо, а налево. Вот только… Красивые истории могут случаться только в книгах и фильмах. А вот в реальной жизни…
Взять хотя бы эту позу, в которой главный герой сидит в автобусе или поезде. Сценаристы вообще пробовали сидеть, прислонившись головой к окну во время движения? Автобус постоянно дергается, подлетает на ямах и прочих дорожных препятствиях…
Зимой — окошки холодные, летом — солнце как назло специально припекает именно на той стороне, на которую я сажусь. Зимой в теплых куртках люди занимают куда больше места, чем летом, а летом в замкнутом пространстве витают такие ароматы…
В общем, в таких поездках мало романтики. А в фильмах, в которых снимают такие сцены, мало реализма.
Плюхаюсь на сиденье и вскоре совершаю то, что не позволила бы себе в любое другое время: я ложусь на этот жесткий «диван». Но долго вглядываться в светлый потолок вагона я не могу.
Закрываю глаза, пытаюсь не заснуть.
02:55
В голове мелькают цифры, которые я запомнила, проверяя время. Почти три часа ночи. Я всегда ложусь спать в полночь и засыпаю к половине первого. Просыпаюсь в 03:15 каждую ночь и вновь засыпаю, просыпаясь только по звонку будильника. Мой организм «выдернули» из привычной среды обитания и теперь он не понимает, почему до сих пор я не приехала домой, не накормила его и не уложила в кроватку с ортопедическим матрасом. Голова тяжелая, затылок тянет, будто мозг распухает. Глаза щиплет даже под закрытыми веками.
Становится жарко. Парка расстегнута, под ней лишь футболка. Красивая, правда, «парадная», но футболка. Эля еще долго на меня недовольно зыркала, когда придя вместе с ней и Шуркой в «гости» я сняла верхнюю одежду и осталась…в этой «безвкусице, в которой и на пары-то ходить стыдно». Да-а… Мне стоило уйти после этой фразы. Глядишь, и не оказалась бы сейчас в такой безвыходной ситуации.
Мысли опять возвращаются к тем, кто вышел на станциях, и к тому, что же все-таки произошло. Чтобы не заснуть, размышляю обо всем, составляя немыслимые теории заговоров.
Теория первая.
Возможно ли, что в нашем метро и в самом деле произошел теракт? Вероятность этого довольно высока, учитывая то, как накаляется в мире обстановка. Но если это теракт, то какой? Газовая атака, о которой упоминала Белла? Я тоже о ней что-то слышала… Если предположить, что какие-то злодеи и в самом деле запустили в метрополитен газ, и мы, надышавшись им, стали видеть галлюцинации, то…в чем смысл этого «представления»? Этот газ токсичен? Со временем наше самочувствие ухудшится?.. Или же в этом газе какая-то зараза, которую мы, выйдя из метро, должны были разнести по всему городу, пока добирались бы до своих домов?
Эта теория звучит правдоподобнее всего, если бы не одно «но». И Сергей, и я знали, что при выключении света нужно забраться на сиденья и не шевелиться. Не привлекать к себе внимания. Значит ли это, что та «змея», ползавшая по полу в четвертом вагоне, ползала и в третьем, и в пятом, и во всех остальных? Разве может всех глючить одинаково?
Нет, не может. Идем дальше.
Теория вторая.
А если то, что все мы видели и ощущали, было не галлюцинацией, а чем-то реальным, то…все еще хуже. Наш поезд, попав в «черную дыру», переместился в какое-то странное место, где монстры живут под землей и лакомятся утащенными из поездов людьми. Я знаю, что есть в нашем мире места, где и в самом деле все пропадает: самолеты, корабли, люди. Есть ли такие же «треугольники» в метрополитене города-миллионника?
И если есть, то как часто поезда вот так вот пропадают?
Сколько людей вмещает в себя один вагон? Человек пятьдесят? Скорее всего больше, но…это и не важно. Если в одном поезде вагонов семь или восемь, то это ведь почти четыреста пассажиров! Как можно «потерять» за раз четыреста человек?
Этого никто не замечает? Всем все равно? А как же семьи тех, кто пропал? Друзья?.. Меня тоже никто не схватится?.. Ни родители, ни Элька с Шуркой? Они не будут меня искать? Не расстроятся, когда поймут, что я, возможно, больше не вернусь? Или же…
Ладно.
Есть еще одна теория. Третья и…самая ужасная.
Вдруг в метро все же что-то произошло. Правда произошло и все мы, кто был в этом поезде, стали жертвами случившегося несчастья. Мне не хочется думать об этой теории, как-то развивать ее, потому что… Это будет означать, что я уже мертва, а эти туннели, по которым я катаюсь — мой вечный путь, в который меня засунули из-за моей «правильной» жизни.
И я здесь совершенно одна.
03:35
Однажды, когда я была маленькой, родители потеряли меня на рынке. Разумеется, по их словам, я сама потерялась. Ни один взрослый никогда не признается в том, что потерял своего ребенка, верно? Вот и мои в этом промахе до сих пор не признаются. Но дело не в этом… Я отчетливо помню тот день. Была зима. Холодная такая. По-настоящему холодная. Сейчас зимы совершенно не такие. Я была одета в ярко-желтый пуховик и такого же цвета шапку-ушанку. Этакий цыпленок в болоньевых штанишках и серых валенках. Сейчас, встречая в торговых центрах потерявшихся детей, я прихожу в ужас от их поведения. Откуда только в этих маленьких тельцах столько энергии? Ее бы в нужное русло направлять, а не тратить на истерики и капризы.