До лагеря мы добираемся минут за двадцать-двадцать пять. К этому моменту окончательно «темнеет». Экраны над нашими головами будто переключили на ночной режим, сменив странного оттенка небо на ночной небосвод с редкими звездами.
Сергей не обманул меня и насчет того, что в этом «пансионате» есть свет. Все, решено. Я больше в его словах никогда не стану сомневаться. И не важно, что это будут за слова.
— Так, ребятушки, сдаем свои пожитки мне и идем отдыхать, — произносит Грызун, когда за нашими спинами закрываются ворота в лагерь.
Лагерь и в самом деле похож на пансионат. Или на большую больницу. Однажды я забрела в самые дебри незнакомого мне района, доверившись словам какой-то женщины о том, что «до метро недалеко, если пойти вот так», и добрый час я топала вверх по улице, а мимо меня, как назло, так и не проехал ни один автобус или маршрутка. Телефон мой меня тогда подвел, разрядившись, и понять где я находилась, у меня не получилось бы при всем желании.
Я помню, что долго шла вдоль высоченного забора, который со стороны улицы был выкован красивыми прутьями, а с внутренней территории заколочен пластмассовыми, полупрозрачными листами. Любопытство взяло вверх и, сфокусировав взгляд, я пригляделась к тому, что происходило внутри. Там было много взрослых людей. Время как раз обеденное. Кто-то из них катался на качелях, кто-то просто сидел на скамейках, играя в шахматы с самим собой, других же возили в инвалидных креслах по тропинкам женщины-медсестры. Не увидев ничего интересного и решив, что это простая больница, я пошла дальше. Вскоре, дойдя до главного входа и увидев табличку с наименованием учреждения, я поняла, что права я была только наполовину.
Это была психиатрическая больница.
Сейчас мне казалось, что я попала в похожее место. Большая территория, двух и трехэтажные дома, стены в которых раньше наверняка были белыми, а сейчас уже посерели от грязи и прошедшего времени, во многих местах были покрыты трещинами и сколами. В окнах горел свет. Это первое, что сразу же бросилось в глаза. Свет был и в фонарях, установленных вдоль дорожек, и на заборе и на воротах, через которые мы прошли.
— Отлично. А теперь идите получать свои пайки, детишки. Нина, — обращается ко мне Грызун, — ты со мной.
Я смотрю на Сергея.
— Тебя отведут и представят Князю. Он тут главный, — говорит он, будто я этого не знаю.
— Не волнуйся, Серый, за свою девулю. Если повезет, эту тебе отдадут обратно!..
Грызун смеется и, гаркая от собственного остроумия, зовет меня следовать за ним.
— Князь похож на адекватного человека, — быстро произносит Сергей. — Потупи взгляд, соглашайся помогать во всем и тебя отправят отдыхать в женскую часть лагеря. Там найдешь Машу. С ней будет полегче.
Я успеваю только кивнуть, когда Грызун орет, растягивая слова, чтобы я шевелила своими булками.
Ладно. Глубокий вздох, грустные глазки, подрагивающие губы, слезы. Жетоны спрятаны в надежном месте. В сумке у меня никто и ничего не найдет. Опасности я не представляю до того момента, пока не встречу Семена. Он расскажет о том, что я доехала до конечной и тогда… А вот теперь пора включать голову и думать. Я забыла о том, что говорилось в письме. Быть внимательнее и сообразительнее.
Ранее мы с Сергеем предположили, что Князь обследует территории Клоаки, пытаясь выбраться из нее, но ведь душегубы специально крадут поезда и заманивают сюда людей. Подстрекатели и Князь в любой момент могут вернуться на поверхность, но они остаются здесь и заставляют простых душегубов рыскать по городу в поисках…
Что же он ищет?..
— Заходи, Ни-на, — опять протягивает мое имя Грызун, когда мы доходим до какого-то здания.— Князь будет рад новой встрече.
Надеюсь.
Пятая улица — Лагерь
Однажды я видела, как загнанная в угол мышь набросилась на загнавшую ее в этот угол кошку и…победила! Кот был настолько шокирован сей неподобающим для пищащего создания поведением, что поспешил ретироваться как можно дальше от умалишенной добычи. Как мне тогда показалось, от греха подальше. Потом — уже не помню, правда, кому я об этом рассказала — мне объяснили, что я стала свидетелем проявления того самого инстинкта самосохранения, который дремлет в каждом мало-мальски здравомыслящем существе. И это не тот инстинкт самосохранения, который оправдывается девизом «Моя хата с краю», а тот, при котором гордо заявляешь: «Сгорел сарай — гори и хата!».
Бесстрашие, испытать которое можно, разве что в безвыходной ситуации, когда терять уже попросту нечего — вот что испытывала мышка в тот момент, когда пыталась вгрызться кошке в шею. На ту завораживающую бойню я смотрела со страхом за кота! Никогда бы не подумала и не поверила в то, что маленькое, пищащее существо, способное только грызть провода и разносить всякую заразу, будет так отчаянно сражаться за свою жизнь против того, кто по всем параметрам превосходил ее и в силе, и в росте, и в весе. Это было удивительным открытием.
Я, конечно, не мышь, а Князь, разумеется, никакая не кошка, но я храбрюсь, и умирать не собираюсь. Впрочем, как и накидываться на стоящего напротив меня мужчину с намерением показать свои зубы. Хотя за то, как он без зазрения совести оглядывает меня с ног до головы, улыбаясь крутящимся в голове мыслям, можно было и поскалиться. Пусть улыбка у него и не столь пахабна, как у Грызуна, и не вызывает у меня никакого отвращения, я бы даже сказала, что улыбка у него вполне себе очаровательна, но все равно приятного мало.
Признаться, я представляла Князя немного по-другому. Да и его «тронное место» в моем воображении выглядело иначе, чем в реальности.
Определить возраст Князя нереально. Вроде и не молодой, но еще и не старый. Он принадлежит к такому типу мужчин, которые с возрастом становятся только краше. Я способна назвать несколько известных мне мужчин-актеров, преимущественно импортных, которые вроде бы в молодости ничего особенного собой не представляли, были иногда даже ниже среднего, а вот когда им перевалило лет за сорок… Ух!.. На них теперь хочется смотреть вечно. И не только на экранах телевизоров или на настенных постерах.
Интересно, подростки еще вешают плакаты на стены со своими любимчиками или это смущающие пережитки прошлых поколений?
— Ее привел Сергей? — спрашивает Князь у Грызуна», на секунду отрывая от меня взгляд.
Грызун коротко кивает, подтверждая собственные, недавно сказанные слова. А меня удивляет то, что Князь помнит имя новичка, в лагере обитавшего менее суток. Память хорошая? Или в лагере давно не было новых лиц?
— Ты прибыла ночью, Нина? — обращается Князь уже ко мне, жестом приглашая меня присесть в гостевое кресло у своего стола.
Я уже говорила Сергею, что никогда не была на сборах. Никогда я не отдыхала и в пансионатах, и в детских лагерях. Но из тех же фильмов, показывающих эту сторону молодежной жизни с неким приукрашением, я хорошо представляла себе место, где должен был обитать директор подобных учреждений. Комната, в которую меня привел Грызун, была кабинетом Князя. По-другому и не скажешь. Большой и чистый письменный стол, на котором без компьютера и телефона было пусто, стулья, кресла, шкафы с книгами… Добавить только ковер, и получится бы настоящий кабинет школьного директора.
Только Князь портит общую картину, не особо походя на сотрудника школы.
— Топай, девуля, — говорит Грызун, подталкивая меня к столу.
Да, гостеприимство так и льется через край. Но делать нечего.
Я усаживаюсь на предложенное мне место, чувствуя себя на собеседовании в крутой компании. Князь садится напротив, подпирая голову сомкнутыми в замок руками. Он продолжает разглядывать меня, а на его лице легко читается заинтересованность во мне и в том, откуда я пришла.
— И неужели всю ночь провела на улице? — продолжает он свой «допрос». — Не страшно было одной?
Вот не нравится мне его это «неужели». Князь не играет, сразу дает понять, что врать ему бесполезно. Возможно, он что-то уже обо мне знает. Возможно, кто-то из моих попутчиков рассказал ему обо мне, и теперь он проверяет меня на вшивость. А еще, возможно, я слишком много думаю, и от усталости мне кажется то, чего нет и в помине.