Когда тебя похищают, у тебя всегда есть шанс… Малый шанс на то, что тебе удастся сбежать.
— Вано, ты слишком шумный для того, кто принес подарок.
Облокачиваясь на позолоченные перила, женщина лет сорока-сорока пяти, с явным недовольством рассматривает своего вечернего гостя. Я вспоминаю, что именно она говорила с Семеном, когда я была здесь в первый раз.
— Госпожа, прошу прощения, — театрально отвесив поклон, произносит Вано. — Мои манеры так плохи для этого святого места.
— Твой язык — вот что плохо для этого места.
— Да? А девочки ни разу не жаловались.
Женщина громко хмыкает и переводит взгляд на меня. В том, что она меня узнала, я не сомневаюсь.
— Я такого подарка не хочу, — говорит она, недовольно скривив алые губы.
— А Князь дары обратно не принимает.
Она говорит мне подняться на второй этаж, дойти по коридору до желтой двери и смыть с себя уличную грязь, оставив одежду у входа в душевую. Вано похабно посмеявшись, обещает чуть позже присоединиться ко мне, но что-то мне подсказывает, что эта женщина сегодня не позволит ему подняться по лестнице.
Может, Вано и действует по указке Князя, но в этом месте законом была эта женщина.
Добравшись до нужной двери, я открываю ее и, убедившись в том, что это, в самом деле, душевая, вхожу внутрь. Ни одного окна, через которое я смогла бы сбежать. А что, если вернуться обратно в коридор, найти свободную комнату и попытаться выпрыгнуть из нее наружу? Всего лишь второй этаж. Если сгруппируюсь, то ноги не сломаю. Идея хорошая, но вероятность того, что меня поймают, слишком высока.
Раздеваясь, я складываю вещи в прикрученные к стене ящики. Самое важно для меня — телефон и жетоны. Я прячу их, завернув в парку. Ботинки ставлю рядом на полу, в них же засовываю носки. Штаны, футболку и белье кидаю поверх куртки. Выстирать бы это все, но вряд ли мне дадут на это время. А возможность помыться самой, упускать нельзя.
Открываю вентиля и встаю под душ. Вода из проржавевшей насквозь насадки течет просто кипятошная. Кожа под ней моментально краснеет. Судорожно вдыхая, стараюсь успокоиться. Мне нужно отсюда сбежать. Любой ценой. Даже если мне придется… Мысль о том, что я смогу лишить кого-нибудь жизни — самая глупая мысль из всех, которые только посещали мою голову за последние несколько дней. Я смотрю на свои трясущиеся руки. Пытаюсь сжать пальцы, но ничего не получается. Что я могу сделать с такими руками? Ничего. Абсолютно ничего. Поцарапать, может, и то не факт.
Вода быстро стекает с моих волос на плечи, с них по спине и груди все ниже и ниже, в конце концов, достигая лужи на кафельном полу. Я шевелю пальцами на ногах, ощущая, как расслабляются ступни, не скованные жесткими рамками кожаных ботинок. Горячая вода начинает размаривать меня. После этого душа пойти бы сразу же спать, под тяжелое, теплое одеяло. И желательно на выстиранные простыни, которые пахли бы «свежестью горных ручьев».
Выдавив на руку немного розоватой жидкости, пахнувшей персиками, я растираю средство в ладонях и намыливаю голову. Мыло-гель-шампунь мылится хорошо. Стоит только пене исчезнуть с волос и тела, я сразу же начинаю чувствовать себя лучше. Словно скинула с себя многотонную тяжесть.
— Как заново родилась, — шепотом произношу я.
По ногам потянул сквозняк. Кто-то вошел в душевую.
Я оборачиваюсь, инстинктивно прикрываясь. «Госпожа» — как ее назвал Вано — стоит напротив меня, оценивающе разглядывая мое тело.
— Убери руки, — приказывает она.
Я же сильнее прижимаю их к груди и животу.
— Я дважды не повторяю, — предупреждает она меня. — Тебе нужно это запомнить, если не хочешь узнать, что такое «больно».
Я послушно опускаю руки, крепко сжимая челюсть.
— Опыт есть?
— Ч-что?..
Госпожа молчит. Она дважды не повторяет.
— Да, — отвечаю я, кусая изнутри щеку. — Есть.
— Хорошо.
Ее лицо ничего не выражает. Никаких эмоций. Будто она переборщила с косметическими процедурами и мышцы на ее лице атрофировались.
— Тогда сегодня и приступишь.
От ее слов остатки моей невозмутимости лопаются как мыльные пузыри, выдутые ребятней в парке на майские праздники.
— А если бы сказала, что нет?
— О, моя дорогая, тебе было бы намного хуже.
— И почему?
Любопытство не порок.
Госпожа улыбается с некой снисходительностью, хотя мне кажется, что она просто неспособна растянуть улыбку шире, чем сейчас.
— Потому что все девушки, попадающие ко мне, начинают работать с первого дня. И если бы ты была еще девочкой, то мне пришлось бы попросить их обучить тебя премудростям нашего дела в ускоренном режиме. А подобное обучение всегда очень болезненно и не приносит никакого удовольствия. Так что тебе очень повезло в прошлом получить этот опыт, сегодня он тебе пригодится.
Вот оно как.
— Как закончишь — выходи. Снаружи тебя будет ждать девушка. Она поможет тебе привести себя в порядок. Выходи в полотенце. Тебе дадут новую, чистую одежду,— говорит Госпожа и, прежде чем оставить меня одну, произносит напоследок: — Ах, да. Хочу, чтобы ты сразу кое-что поняла. Ты мне не нравишься. Поэтому я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты мечтала о своем возвращении в свой ад снаружи.
Слова, сказанные мной при первой встрече, так сильно тебя задели, Мамочка? Это меня даже развеселило.
Как только я остаюсь одна, голова начинает работать яснее, страх уходит на второй план. Я начинаю думать. Что там Белла мне в прошлый раз говорила о распорядке дня в «Рае»? Они гуляют, словно заключенные, на заднем дворе ровно час. Да, есть охрана. Да, вооруженная охрана, но… Это не значит, что сбежать нельзя. Нужно просто найти лазейку. Большую такую, чтобы я через нее пролезла. Как только завтра я увижу место прогулки…
— Завтра…
Мне нужно было сегодня!
Я прислоняюсь лбом к стене. Кафель на ней холоднее, чем вода. Неужели удача, благодаря которой я все это время умудрялась оставаться невредимой, покинула меня? Если да, то почему именно сейчас? Ей нужно было сделать это еще в том вагоне, где друзья Сергея и женщина с ребенком потерпели свою последнюю неудачу.
Во всяком случае, если бы та тварь утащила меня, то сейчас бы я уже не мучилась.
Завинчиваю краны, вода перестает капать и душевая начинает быстро остывать. Кожа моментально покрывается мелкими пупырышками. Если мне придется делать то, что делают остальные девушки, то уж лучше я войду в туннель и больше никогда из него не выйду.
Эта мысль отличается от тех, которые были в моей голове при первом визите в этот Дом утех, но… Когда что-то начинает касаться непосредственно тебя, прежнее отношение к этому почему-то меняется.
Так эгоистично.
В дверь постучали.
— Закончила?
— Да, — отвечаю я, осторожно ступая по мокрому кафелю.
Не хватало еще поскользнуться и сломать себе что-нибудь.
Смотрю на свою одежду. Рядом с ней лежит оставленное Госпожой полотенце. Маленькое, давно нестиранное, но пропитанное приторно-сладкими духами. Прикрываться таким можно лишь дома, когда живешь один. Но делать нечего. Я достаю из парки свои сокровища, крепко сжимаю их в руках, и выхожу в коридор.
Снаружи, присев на корточки, меня ждет оставленная Госпожой девушка. Ей оказывается Белла. Встретившись со мной взглядом, она, опираясь о стену, поднимается на ноги и, вздыхая, понимающе поджимает губы.
— Значит, наш побег отменяется? — спрашивает она, а я не нахожу нужных слов для ответа.
Белла отводит меня в небольшую комнатку, находившуюся на том же этаже, что и душевая. Все пространство в ней занимают металлические стеллажи, на которых висят всевозможные платья, костюмы, нижнее белье и прочие аксессуары, так необходимые для создания «нужной атмосферы». Пока я стою в дверном проеме, не решаясь сделать последний шаг навстречу моей участи, Белла ловко выуживает из гор однообразных тряпок необходимую мне одежду.
— Что будет с моими вещами? — спрашиваю я у нее, шагнув в комнату и закрыв за собой верь.