Нет, конечно, нет. Проигрывать надо с достоинством. И с еще большим достоинством нужно удивленно хлопать глазками и восклицать: «Что, правда? Не так?.. А я-то думала…». И пусть все решат, что ты немножечко ошиблась. С кем, в конце концов, не бывает?
С таким вот кредо я спокойно существовала все свои двадцать два года и, пожалуй, сейчас я впервые захотела придушить того, кто сказал мне правду.
То есть Семена.
Я не знаю, как долго мы уже поднимаемся, или сколько нам еще осталось, но подъем наверх занимает и еще займет у нас много времени. Боясь потратить заряд в фонариках, да и привлечь чье-нибудь ненужное внимание — хоть Семен и говорил, что тут относительно безопасно — мы с Беллой идем в кромешной темноте, доверяя лишь своим обострившимся чувствам и спавшим до этого момента инстинктам.
— У меня уже ноги болят, — жалуется идущая позади меня Белла. — И здесь жарко. Почему здесь так жарко?
— Не знаю, — отвечаю я.
Чем выше мы поднимаемся, тем и в самом деле становится душнее. Словно кто-то медленно отключает нам подачу кислорода.
— Это невозможно, — говорит Белла, комментируя сказанные мной вслух мысли. — То есть, я хочу сказать, что это уже просто перебор будет. Тебе так не кажется?
— Мне много чего кажется, — нервно произношу я.
Например, мне кажется, что в этой темноте кто-то есть. Или, что хуже, что-то есть. Еще мне кажется, что если мы все-таки дойдем до конца этой чертовой лестницы, то упремся в тупик, и нам придется возвращаться обратно. Потому что окажется, что выход находился не наверху, а где-нибудь посередине. Еще мне кажется, что там, наверху, нас кто-нибудь дожидается, и как только мы туда дойдем, нас поволокут обратно в лагерь.
Но уже на каком-нибудь лифте. Чтобы сэкономить время.
А это уже зарождающаяся паранойя.
И если я продолжу думать о том, что мне еще может казаться, то я запаникую и стану дерзкой девчонкой. А у меня за спиной уже есть одна такая и двух дерзких девчонок это…помещение может не выдержать.
— А мне вот кажется, — начинает Белла, даже не представляя, о чем я сейчас думаю, — что если на секунду включить фонарик, то ничего с ним не случится.
Бунтарка.
Я слышу тихий щелчок, а затем вокруг становится светлее. Во всяком случае настолько, чтобы мы смогли увидеть друг друга.
— Я знала, что она винтовая, — голосом победителя в споре произносит Белла, подходя к краю лестницы.
Оперевшись о перила, она слегка перевешивается, вглядываясь в тянущуюся по спирали вниз бездну.
— Но этот фонарик слишком слабый… Хоть вниз свети, хоть вверх…
Да, с такой мощностью конца-края этой лестницы нам не увидеть.
— Посвети вокруг.
Белла молча выполняет мою просьбу.
Увидев лишь очертания места, в котором мы очутились, в моей голове моментально был выстроен образ дворцовой башни. В такой, куда в девчачьих сказках заточали принцесс. И из которых этих самых принцесс спасали невесть откуда и за каким фигом куда-то скачущие на белошерстных конях принцы. Перед спасением, разумеется, зарубив вполне себе мирного дракошку.
У меня дома есть детская книжка с картинками. Как раз на такую тематику. И в ней так красиво нарисована башня, внутри которой винтовая лестница, чирикающие птицы, нечаянно залетевшие в башню, и вьюнок, оплетающий ступени, что когда я при недавней уборке пролистывала эту книжку, то подумала: «Не такая уж это и темница».
Это место похоже на то, с картинок. Только вьюнка с птицами нет. И редких окошек в стене, создающих хоть какой-то естественный свет.
— Нам ведь до самого верха топать? — спрашивает Белла.
Я неуверенно киваю.
— Тогда вперед! Я хочу домой!
А я-то как хочу.
После этого, по моим внутренним часам, мы поднимаемся еще минут сорок. Я бросаю считать ступеньки на четыреста восемьдесят девятой или на четыреста девяносто второй. Ноги побаливают уже и у меня. А вот Белла, в приподнятом настроении, обогнала меня и, забыв или же нарочно не выключив фонарик, переступала через одну ступеньку, периодически опираясь на колени. Желание выбраться отсюда пересиливало чувство усталости.
— Я что-то вижу! — кричит Белла, заметно обогнав меня. — Дверь! Это дверь!
Никогда бы не подумала, что выход на свободу будет выглядеть так жалко и убого. Тем, кто строил Клоаку и все то, что ее окружало, следовало продумывать дизайны до мельчайших подробностей. Железная дверь, уже проржавевшая и пахнущая гнилыми тряпками, на первый взгляд доживала свои последние дни. Белла всовывает мне в руки фонарик, а сама, ухватившись за приваренную к двери длинную, вертикальную ручку, пытается отварить последнюю преграду, отделявшую нас от, как мне хочется верить, туннеля метро.
— Не стой столбом! Помоги мне!..
— С-сейчас…
Я засовываю фонарик в карман. В другом продолжает лежать пистолет. Ухватившись руками за ручку, я изо всех сил дергаю дверь на себя. Белла делает то же самое. Но ничего не происходит.
— Может, она на кодовом замке? — предполагает Белла. — Посвети.
На этот раз все вокруг подсвечиваю я. Но ни экранчика, ни замка с кнопками ни на стене, ни на самой двери нет.
— Давай попытаемся еще раз, — предлагаю я, снова сжимая пальцы на ручке. — Вместе.
Где-то на четвертый толчок дверь начинает поддаваться. На седьмой она скрипит. На девятый чуть приоткрывается. Теперь я понимаю, почему все подстрекатели были мужчинами. Чтобы открыть эту дверь, нужно приложить целую уйму сил и нервов.
— Почти получилось! — радуется Белла.
И в этот момент я слышу оглушающий свист.
— Отойди!
— Это…поезд?!
Он самый.
Мы с Беллой отходим от двери на пару шагов назад. Пол под ногами дрожит. Сквозняк, поднятый проезжающими мимо нас вагонами, обдувает лицо и спутывает волосы.
— Мы… Мы сделали это!
В порыве счастья Белла бросается мне на шею.
Ладно… Что там Семен говорил?..
«Ты выйдешь в самый первый туннель, где мы остановились. Помнишь, что там тогда произошло?»
Теперь помню.
«Первый раз мы остановились в туннеле, когда в вагоне было полно людей. Там мы, подстрекатели, выходим и идем пешком до станции. Садимся в наш поезд, который уже курсирует по линии, и делаем свое дело. Тебе нужно будет только дойти по туннелю до станции и попросить о помощи».
Что ж… Хоть в направлении мы теперь уверены.
— Так, Белла, возьми себя в руки, — произношу я, освобождаясь от ее объятий. — И соберись с мыслями. Мы выходим в туннель и идем направо. Семен говорил, что так они — подстрекатели, работают. Идут по туннелю до станции, а на ней уже подсаживаются в нужный им поезд и похищают людей.
Белла на мой монолог лишь кивает головой.
— Прекрати это делать и скажи, что поняла меня.
— Я поняла. Но пойдем мы не направо, а налево.
— А?
Чего?
— Теперь ты меня послушай, — приступает она к своим объяснениям. — Что там наш доктор тебе рассказывал?
Я повторяю все еще раз.
— Он так старался, а ты ничего не поняла, — с толикой сарказма произносит она. — Сама подумай. Да, подстрекатели выходят в этот туннель, но!.. Они идут направо, на станцию и садятся на нужный им поезд.
— Я уже два раза сама это сказала. Нет нужды повторять.
— Еще как есть, — перебивает меня Белла. — Я думаю, что поезд тут не просто так останавливается. Думай своей крашеной головой, зачем останавливать поезд в туннеле, если на него некому подсаживаться?
Эм…
— Без понятия.
— Нина, чтоб тебя!.. Не тупи!
Мне показалось, или Белла топнула ногой?
— Они останавливаются, чтобы изменить маршрут!
Изменить маршрут?..
Она имеет в виду «поменять пути»? Развести их, как это делается с поездами на поверхности?
— Если пойдем направо, то можем заплутать, если выберем не тот туннель. Нужно идти налево, в нормальное метро.