— А в этом есть смысл, — тихо шепчу я, обдумывая умозаключения Беллы. — Да ты гений.
Оказывается.
— Не суди людей по внешности и шмоткам, — говорит Белла, хлопая меня по плечу. — А теперь давай откроем эту дверь. И… Подождем следующего поезда… Не хочу быть задавленной.
Так мы и поступаем.
Второй поезд проезжает через минуту. Следующий через три. А точнее через сто восемьдесят три секунды. Примерно…
— Как думаешь, мы успеем добежать до платформы?
— Вряд ли.
Я перешагиваю порог и оказываюсь в темном туннеле. Свечу в одну сторону, потом в другую.
Какая протяженность у одного туннеля? А кто ж его знает!
— Налево, значит?
— Определенно налево, — говорит Белла, подталкивая меня вперед.
— Не толкайся!.. — возмущаюсь я, опустив луч фонарика себе под ноги. — Здесь запнуться и что-нибудь себе сломать можно за секунду.
— Так не запинайся, — спокойно произносит Белла. — И на всякий случай ничего не трогай. Я в каком-то фильме видела, что эти железки, по которым поезда едят, под напряжением.
Я даже могу сказать в каком фильме это было. И под напряжением там были не эти рельсы, Черноволосая.
Меня успокаивает то, что расстояния от стенки туннеля до начала путей, а значит и до поезда, достаточно для того, чтобы спастись в тот самый момент, когда поезд будет проноситься мимо нас.
Я говорю об этом Белле.
— Хочешь, чтобы я прикасалась к этим проводам? — спрашивает она, указывая на кабели, висящие на стене. — Я даже никогда не пробовала гвозди в розетку совать…
Оно заметно.
— А ты хочешь чтобы я… Вот так глупо?..
— Я хочу дойти до станции, но успеть это за три минуты?..
Свист вновь повторяется, и мы возвращаемся обратно за дверь.
Мимо нас мелькают желтые окошки, за которыми стоят и сидят внутри вагона люди, спешащие куда-то по своим делам. Они даже не догадываются о том, что сейчас, в этот самый момент, за ними из темноты наблюдают другие люди.
Жуть.
Никогда больше не буду ездить на метро.
Как только поезд проезжает, уносясь в глубину туннеля, мы с Беллой срываемся на бег. Как-то запоздало я думаю о том, что дверь, ведущую к винтовой лестнице, а значит и к Клоаке, стоило бы закрыть. Так, на всякий случай. Но потом я начинаю думать о том, сколько сил и времени мы затратили на то, чтобы ее открыть, и мысли об этой двери из моей головы тот час же исчезают.
К черту ее.
У нас три минуты. Всего три минуты. И этого катастрофически мало для того, чтобы задумываться о последствиях оставленной нараспашку двери в «обитель вседозволенности».
Я судорожно отсчитываю про себя бегущие вперед нас секунды. Единственным источником света во всем туннеле оказывается наш фонарик. Его белый свет хаотично расстилается от силы на метр — полтора перед нами. Крупицы пыли блестят в его луче, но это лишь никому ненужное замечание.
Сорок два. Сорок три.
— Мы не успеем!.. — кричит Белла.
Я собираюсь предложить ей не тратить понапрасну силы, крича о том, что мне и так понятно, как вдруг, неожиданно для самой себя, я запинаюсь о лежащее не рельсах…нечто и падаю. Подбородок моментально обжигает режущей болью. Я содрала кожу. Липкая кровь сразу же бежит по шее вниз, затекая за ворот футболки, но… Плевала я на это.
Дрожь охватывает все мое тело. В голове я четко представляю то, обо что запнулась. Оно мягкое, но относительно плотное. И мокрое. Или же холодное. Не уверена. Но оно определенно шевелится.
Семен ошибся. Этот туннель не был безопасным.
Или же мы все-таки выбрали неверное направление.
Я слышу сбившееся дыхание Беллы, впавшую в ступор позади меня. Слышу как то, обо что я запнулась, зашевелилось и поползло по моим ногам к спине. Мышцы в икрах тут же сводит судорогой. Ноги словно придавливает бетонной плитой.
Я не могу пошевелиться.
Я вообще ничего не могу…
— Н-Нина… — жалобно хнычет Белла. — М-мои н-ноги… О-они… А-а!
Ее визг и звук глухого удара становятся для меня хорошей встряской. И монстр, пытавшийся раздавить меня под своим весом, понял это. Он становится тяжелее, словно до этого сдерживался и контролировал часть своих килограммов. Я выдыхаю из легких скопившийся в них воздух.
Без него, кажется, даже становится легче.
Выбирая между тем, что сейчас нужнее: укатившийся вперед фонарик или лежавший в кармане пистолет, я сделаю, наверное, самый логичный выбор из всех мне доступных. Я засовываю руку в карман.
Что происходит дальше, я не понимаю. Я не понимаю, как умудряюсь изловчиться и вывернуться так, чтобы оказаться лицом к лицу с той самой мерзостью, повстречавшейся мне в четвертом вагоне, во время нашей первой остановки за пределами настоящего метро. Но я отчетливо ощущаю и даже слышу хруст коленки правой ноги.
Я не понимаю, когда именно надавливаю на курок, да и не понимаю, куда целюсь. Но судя по закладывающему уши гулу, издаваемого этим уродом, я знаю, что попадаю точно в цель.
В нос ударяет запах помоев. На мое лицо что-то брызнуло, и тошнотворный комок не заставляет себя ждать. Горло сдавливает от привкуса кисло-горькой желчи, собирающейся «вырваться» из моего желудка. Я с силой сжимаю губы и пытаюсь проглотить комок обратно, но тонкая струйка слюны все равно вытекает из уголка моего рта.
Я пытаюсь не думать о том, что именно попало мне на лицо и какие последствия мне стоит ожидать от этого неприятного знакомства. Я даже пытаюсь игнорировать запах свалки, пропитывавший меня насквозь, но резь в пустом желудке возвращала меня к горькой реальности.
Тварь же, за время моей внутренней борьбы с собственным организмом, обмякла. И стала еще тяжелее. Я дергаюсь, стараясь вытащить из-под нее свои ноги. Вывернувшись обратно и схватившись пальцами за шпалы-доски, я стараюсь одновременно и подтянуться вперед и дотянуться до фонарика, и не выпустить из рук пистолет.
— Ну д-давай же-е, — пыхтя, выдыхаю я, кончиками пальцев касаясь ручки фонарика. — Е-еще немного…
В какой-то момент мне удается вытянуть из-под мертвой туши одну ногу. С помощью нее, отталкиваясь, я вытаскиваю и вторую. И где-то там теряю свой ботинок. Рывком я добираюсь до фонарика и, схватив его, переворачиваюсь на спину, освещая то, что только что пристрелила.
Непонятное, растекшееся в бесформенную массу нечто, поверхность которого поблескивает под белым лучом фонарика, вызывает у меня отвращение. А запах так сильно въедается в голову, что я продолжаю передергивать плечами от покрывающейся мурашками кожи.
Я перевожу фонарик чуть левее и замечаю, что что-то мелькнуло справа от меня. Дергаюсь, отскакивая в сторону и, вытянув вперед пистолет, еще раз выстреливаю.
— Ни-ина-а!
Белла…
Я делаю шаг по направлению в сторону, откуда послышался ее голос.
— Помоги!..
И чувствую, как мои руки начинают дрожать.
Я боюсь. Опять.
— Ни!..
Выкрик Беллы обрывается так же неожиданно, как и был ею произнесен.
На какой-то миг туннель погружается в тишину.
— Б-Белла? — тихо зову я ее, улавливая впереди какое-то движение. — Это же ты?
Конечно нет.
Я это понимаю. И все же…
Я прохожу вперед и дрожащими руками направляю свет от фонарика на кучу чего-то странного. Шевелящегося. Кишащего. У меня щиплет в глазах. Я разжимаю пальцы, и фонарик летит вниз. Он несколько раз мигает, свет тускнеет, но не тухнет. Беззвучно открывая рот, я чувствую, как по моим щекам бегут слезы. Они обжигают заледеневшую кожу. Размачивают подсохшую на подбородке кровь.
Я чувствую это.
Я стреляю. Еще один раз. И еще. И еще.
Туннель заполоняют десятки тонких, режущих слух голосов.
Я спускаю курок еще раз. И снова. И снова. И снова.
В какой-то момент крики стихают.
Потом я перестаю слышать звук выстрелов.
А в последнюю секунду, когда я еще хоть что-то соображаю, я слышу гудок, и меня освещает яркий, желтый свет приближающегося ко мне поезда.