— Нет-нет, очень вас прошу. Это запрещено. Я никак не могу. Пожалуйста, забудьте об этом.
— Я вам глубоко признателен, мистер Кинг.
— Не за что. Просто в организации, где я работаю, очень строго смотрят на подобные вещи.
— Вы шутите. Наверное, это шутка в оксфордском духе. Мы ценим ваше бескорыстие.
— Пустое, пустое.
— В таком случае... в таком случае спасибо за то, что вы оказываете нам такое снисхождение и любезность, мистер Кинг.— Он вздохнул.— Итак, во вторник мы будем слушать вас и ловить каждое ваше слово.
***
— А теперь,— сказал профессор Ватанаба,— если у кого-нибудь из членов ассоциации есть вопросы к доктору Кингу,— в Японии я привык к тому, что приличия ради меня величали «доктором» или «профессором»,— он с удовольствием вам ответит. У кого есть вопросы, господа?
Воцарилась тишина, и казалось, ей не будет конца; безмолвные лица, ряд за рядом, были обращены ко мне, как подсолнухи к солнцу.
— В таком случае... — Сказал, помолчав, профессор Ватанаба с печальной покорностью и вдруг, оживившись, прервал себя: — Да, да — Он указал на человека, который встал с места в глубине зала.— У вас есть вопрос? А, это профессор Курода. Мистер Кинг, это профессор Курода. Он хочет задать вам вопрос.
Я вгляделся вдаль. Лицо казалось смутным пятном; и тем удивительней было слышать ясный, звучный голос, который произносил слова внятно и отчетливо, словно роняя разноцветные мраморные шарики, которые катились прямо ко мне.
— Профессор Кинг, в своей лекции вы упомянули об "Утешении философией" Боэция в переводе короля Альфреда. К какому времени, на ваш взгляд, следует отнести рукопись, хранящуюся в Коттонианской библиотоке?
— В Коттонианской библиотоке?
— Фонд «А», номер шесть.
— Фонд «А», номер шесть. М-м... Право, не знаю. Как известно, мнения учёных в этом вопросе чрезвычайно противоречивы.
— Не находите ли вы оснований отнести ее к первой половине десятого века?
— М-м. Да. Скорое всего. Я почти уверен...
— А не могли бы вы датировать рукопись более точно, профессор Кинг?
— Нет. Боюсь, что нет. А каково ваше мнение?
В ответ я услышал: «Благодарю вас, профессор Кинг». И с этими словами он исчез. Я по опыту знаю, что вопрос лектора часто кладет конец вопросам слушателей.
— У кого еще есть вопросы, господа? — Профессор Ватанаба снова обшарил глазами зал.— Ну, в таком случае...
Аплодисменты прозвучали так, словно кто-то встряхнул жестянку с мелкими камешками.
— Ваша лекция была довольно интересна, мистер Кинг,— сказал профессор Ватанаба, когда мы вернулись в небольшую комнату, где был сервирован чай. Я поспешил напомнить себе, что японцы, говоря по-английски, часто употребляют слово «довольно» вместо «очень».
— Вы открыли нам новый континент,— сказал скрипучим голосом дряхлый отставной профессор и надкусил пирожок.
А еще какой-то человек, который был за столом четвертым, объявил:
— У нас остается сорок минут до начала следующей лекции.
— Я был слишком краток?
— Нет, отнюдь нет. Но тема такова, что... что трудно задавать вопросы. Вот когда профессор Бланден читал лекцию о Шелли, мы задержались на целых двадцать минут, и все равно он не успел всем ответить.
— Я опасался, что тема покажется слишком сухой.
— Сухие темы, как и сухие вина, часто бывают наивысшего качества.
Профессор Ватанаба тихонько засмеялся, довольный своей шуткой.
Отставной профессор утер рот платком и сказал:
— Мы в восхищении от блестящего языка мистера Кинга.— И на случай, если кто-нибудь не оценил его остроумия, пояснил: — От блестящего английского языка профессора Кинга.
Эта шутка, которая для уха европейца прозвучала еще более плоской, чем первая, вызвала у его коллег взрыв восторженного смеха.
Профессор Ватанаба первый перестал смеяться, встал и снял с книжного шкафа огромный пакет, который был чуть ли не в половину его роста.
— Профессор Кинг, мы надеемся на ваше снисхождение и любезность.— Он поклонился мне, положил пакет на стол, за которым мы пили чай, и снова поклонился.— Примите. этот подарок в знак нашей благодарности и уважения. Спасибо вам, профессор Кинг.
— Вы очень любезны. Но это совершенно лишнее. Спасибо большое.
— Вам спасибо, профессор Кинг. К сожалению, это лишь маленький подарок. Мы надеемся на ваше снисхождение и любезность.
Но когда я нес подарок вниз по лестнице, он показался мне очень большим. Я уже догадался, чтб в пакете, хотя японский этикет не позволял мне развернуть его, прежде чем я приду домой. Кукольное семейство, непрошенно поселившееся у меня, увеличилось еще на одну куклу, одиннадцатую по счету.