— Эй, парень, куда тебя несет? Машина задавит!
Эруа первым вошел в дом и включил свет. В кухне стоял удушливый запах от давно замоченного белья, скамья была вся загромождена немытыми тарелками и объедками, на столе вместо скатерти лежала засаленная газета.
Отец поставил бутылки на середину стола, и Эруа вынул из буфета два стакана и штопор. Не дожидаясь, пока ему скажут, он достал хлеб и сделал сэндвичи с джемом и арахисовым маслом. Тарелку с сэндвичами он поставил на стол рядом с пивом.
— Где эти слизняки?
— В чулане.
— Поди принеси их.
Он вылил воду из таза, в котором плавали мидии, очистил раковины от водорослей, вымыл их под краном и отнес на кухню. Затем свернул жгутом газету, чтобы разжечь огонь в печке, но отец сказал:
— К черту печку! Вскипяти электрический чайник, обвари их кипятком, мы и так съедим.
Пока Эруа возился с чайником, приятель отца включил радиоприемник.
— Последние новости… — проговорил диктор.
— К черту новости, поищи-ка музыку.
Он стал крутить рычаг настройки, пока наконец не напал на джазовую музыку. Мужчины стали притопывать ногами в такт навязчивому ритму. Эруа еще раньше заметил у отца одну странную особенность: когда они бывали с ним дома вдвоем и Эруа ловил по радио музыку, отец вечно рычал на него, требуя выключить приемник. Но когда являлся кто-нибудь посторонний, он всегда делал вид, что музыка доставляет ему удовольствие. Может, так оно и было на самом деле. Может, ему нравилась музыка только тогда, когда он бывал слегка навеселе во взрослой компании.
Эруа обдал мидии кипятком; раковины треснули и раскрылись настолько, что в щель можно было просунуть лезвие ножа. Он взял из буфета нож для мидий и сел за стол, мечтая поскорее приступить к еде. Но отец приказал:
— Давай еще хлеба.
Когда Эруа нарезал хлеб, намазал куски маслом и поставил сэндвичи на стол, половина мидий успела уже исчезнуть. Он схватил самую большую из тех, что остались, раскрыл створки раковины и высосал из нее сок. Черт возьми, как он голоден! Отец дал ему с утра полкроны на завтрак в школе, но он истратил их на леденцы и плиточку шоколада. Денег еще хватило на пакетик хрустящего картофеля, который он съел после уроков, но сытости он не почувствовал.
— Чаю хочешь, Джек?
— К черту чай! — Приятель полез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда полбутылки виски.
При виде виски мальчик совсем пал духом. Когда отец пил пиво, Эруа знал, чего от него можно ждать, но когда тот пил виски, или джин, или еще что-нибудь из этих фасонистых бутылок, которые потом даже сдать нельзя было, трудно было заранее предвидеть, что может случиться. Эруа соскользнул со стула и тихонько вышел через черный ход во двор.
На дворе подморозило, холод пронизывал насквозь, и изо рта шли клубы пара, совсем как бывало, когда он учился курить. Он пересек улицу и остановился у фонаря, раздумывая, что ему теперь делать. Люди выставляли за дверь молочные бидоны — он слышал оловянное позвякивание монет. Вдоль улицы светились окна домов, и ему очень хотелось посмотреть, как живут там внутри люди, но шторы на всех окнах были плотно задернуты. Мимо проехала машина с шумной компанией, фары ярко осветили деревья у дороги.
Дверь дома Эдди Капы открылась, и его отец, огромный темноволосый мужчина, показался в полосе света.
— Что там такое? — раздался изнутри женский голос. — Кажется, прогудело такси.
— Такси? А кто заказывал такси?
Дверь закрылась, и Эруа так и не узнал, кто же заказывал такси. По вечерам на улице всегда так: собираешь какие-то обрывки чужих жизней.
Проехал велосипед; здоровый парень вез на раме девушку. «Здравствуйте! — сказал про себя Эруа. — Перси и Мона покатили в кино».
Он побрел дальше к магазинам и стал разглядывать освещенные витрины. Ничего нового тут для него не было. Он видел эти витрины столько раз, столько вечеров подряд, что знал наизусть все, что там выставлено; он даже знал, сколько мертвых мух валялось на дне составленных рядами пустых консервных банок в окне бакалейного магазина, иногда он даже пересчитывал этих мух, чтобы проверить, не прибавилось ли новых.
Он смотрел на афиши кинотеатра, и ему очень хотелось разобрать, что там написано. Однако он знал, какой фильм идет сегодня вечером, и не имел особого желания его смотреть. Кто-то в школе ему сказал, что это фильм, где целуются, а ему такие не нравились. Ему нравились фильмы про войну и ковбойские фильмы и всякие другие, лишь бы они были цветные. Главное, в кинозале было тепло и уютно, да и как же иначе, когда там всегда работало отопление и всюду были люди.