— Можешь поверить, — сообщил он Филу, — я изо всех сил скромничал, но все же приятно было видеть, что они догадываются, кто написал письмо.
Вечера по пятницам были лучшим временем недели. Друзья приводили себя в порядок у Эрни, делали покупки, в меру выпивали, получали поступившую на их имя почту. Билл любил читать приятелю выдержки из адресованных ему писем и нередко просил Фила прочитать что-нибудь интересное из полученных им. Новостей, услышанных в пивной, друзьям обычно хватало для разговоров на всю неделю.
Как-то вечером, когда они уже лежали на своих койках и потушили лампу, Билл сказал:
— Я все думаю о том, как в прошлую пятницу в пивной мы беседовали с богатыми фермерами. Ты помнишь Тома Винтера? У него тут одна из самых крупных и самых лучших ферм. Помню, ты им сказал, что с русскими лучше торговать, чем спорить и спорить без конца. Они словно воды в рот набрали: боялись с тобой согласиться — вдруг кто-нибудь услышит! Тут в разговор вмешался Том Винтер и сказал, что он с тобой согласен. А потом, когда ты вправил мозги тому типу насчет так называемой забастовки грузчиков, разве не Том снова поддержал тебя? Потом ты стал защищать право рабочих на забастовки и сказал, что это, мол, как с оптовыми и розничными торговцами и с фермерами: они до поры до времени не выпускают свои товары и скот на рынок с расчетом получить потом более высокий барыш. Их так и передернуло, потому что раньше им никто ничего подобного не говорил; они согласились с тобой — что им оставалось делать! — и кто же больше всех с ними спорил? Опять же Том Винтер. А ведь у него такой текущий счет в банке, что закачаешься. И здесь кругом, куда ни посмотришь, — чье это? Винтера. Все дело в том, что он-то уже сколотил себе капиталец и теперь сам себе хозяин; ему плевать, что о нем подумают люди, он может позволить себе роскошь говорить все, что захочет. Кое-кто утверждает, что хороших капиталистов нет. А я так скажу: дураки везде водятся, каким бы путем они ни зарабатывали себе на кусок хлеба. Есть они и среди рабочих.
«Вот даже здесь, в горах, от этого не избавишься, — подумал Фил. — Да оно и к лучшему. Оторвешься тут от всего — потом там, в городе, трудно будет заново привыкать к прежнему. В конце концов не вечно же мы будем здесь жить. А жаль!»
— Билл, как дела семейные?
— Да ничего. Дочь вышла замуж за одного степенного парня из лесничества около Роторуа. Вот сын… Жду не дождусь, когда он наконец угомонится. Похоже, нигде не может осесть. Не удивительно, что его жена все время ворчит. Поступит куда-нибудь, немного поработает — и вдруг бросает, принимается искать что-нибудь новое.
— Вылитый папаша.
— Ну, не сказал бы. По-моему, я всегда был довольно-таки степенным.
— А что ты делал перед тем, как наняться на теперешнюю работу?
— Помогал одному человеку, старому приятелю, строить сарай на ферме, недалеко от Крайстчерча. Я всегда стараюсь оказаться там перед большими ежегодными бегами.
— Ну а до этого?
— Помогал одному знакомому рыть картошку в Отаки.
— Вот видишь!
— Может, ты и прав, — усмехнулся Билл. — Сын до женитьбы несколько лет плавал на судах — это, наверное, и сказывается теперь. Моряки не могут без перемен — новые места, новые пароходы — потому-то им и трудно угомониться… Ну а как поживают твои дочери-красотки?
— Да хорошо. Не знаю только, где раздобуду денег, когда они вздумают выйти замуж.
— А ты возьми один из этих новых краткосрочных страховых полисов.
— Нет смысла. По-моему, и двух лет не пройдет, как обе они выскочат замуж.
В хижине наступило молчание.
— Скажи-ка мне, приятель, — заговорил Билл, — как это у страшилища, вроде тебя, получились две такие красивые дочки? Как это ты изловчился?
— Спи ты, старый мерзавец!
Из темноты донеслось довольное хихиканье Билла.
5
Теперь они работали над последним участком изгороди примерно в миле от дома Эрни, оставляя позади местность, некогда проутюженную ледником, и приближаясь к ферме. Филу нравились сложенные самим Эрни аккуратные, неодолимые для скота изгороди из булыжника с одним рядом колючей проволоки поверху; много сил, упорства и старания потребовала эта работа. Фил с удовольствием поселился бы здесь навсегда, но понимал, что надежды на это нет и быть не может — его дом был в городе. С приближением весны дни стали Теплее, не такими ветреными и облачными. С вершин самых высоких холмов за равнинами и садами он мог видеть море.