— Но я помню все, что вы говорили!
— Ничего удивительного. В состоянии полусна мозг отлично усваивает постороннюю информацию. Это знали еще пифагорейцы и жрецы Мелитты… Так о чем я говорил?
— О… сложной структуре времени и о том, как понимал ее Блаженный Августин.
— Вот, вот! — гибкий и нервный человек вскочил со своего стула и заметался по комнате.
— Что дальше?
— Больше вы ничего не говорили.
— Не может этого быть! Мне показалось, что я постиг вдруг внутреннюю сущность времени! Но сознание тут же заволокло, что-то ярко мелькнуло, и… я все забыл… Так вы не помните, что я сказал еще о времени?
— Н-нет.
— Так… Очевидно, я сам задремал над вами, и мне лишь что-то приснилось. Так тоже бывает… Очень жаль.
— А то, что вы рассказали мне о дуэли, розенкрейцерах, заговоре, правда? Вы на самом деле рассказывали об этом?
— Да. Вглядитесь внутрь себя и сами попробуйте ответить, правда ли это. — В голосе смуглого человека звучало абсолютное знание. И глаза его смотрели жгуче и прямо, не мигая.
— Не понимаю, почему, — слабо и покорно улыбнулся Вольдемар, — но я верю. Может, все лишь приснилось мне, но я верю!
— Нет, не приснилось, — тихо сказал смуглый черноглазый человек. Так оно и было. Вы скоро поправитесь, кавалер.
— Не знаю, как благодарить вас. Вы дважды спасли мою жизнь. В Венсенском лесу и здесь, — он вяло пошевелил руками. — Я, наверное, был очень плох.
— Да. Шпага прошла рядом с печенью. Еле удалось вас выходить. Горячка началась на другой же день. Семь дней вы были в полном беспамятстве. Даже Амбруаз Паре не смог бы вам помочь. Но теперь все позади. Рана в плече пустяк.
— Вы очень добры, сударь! Не знаю вашего имени, но молю за вас господа.
— Мое имя заставит вас изменить сложившееся обо мне впечатление. Вы еще станете проклинать меня. Но я привык к этому. Люди всегда воздают злом за добро и платят за услугу клеветой.
— Никогда! — с горячностью воскликнул Вольдемар. — Никогда и никто не заставит меня забыть добро! Да будет на вас благословение господне, сударь, кем бы вы ни оказались.
— Я Рэне — парфюмер ее величества королевы-матери, — печально сказал незнакомец и опустил голову.
— Так это вы…
— Отравил Жанну д'Альбре и дочь ее, хотели вы сказать? Да, сударь, это сделал я. — Багровый румянец тяжело разлился под смуглой кожей Рэне. Ну что ж, прокляните меня!
— Не мне быть вашим судьей, мэтр Рэне. И что бы ни случилось, я всегда буду считать себя вашим должником.
— И это справедливо, сударь! Как справедливо то, что я избавил королеву Наварры и юную принцессу от жестоких мучений. Но это не моя тайна, и я не смею касаться ее. Но, может быть, вы случайно слышали, что я спас сына Жанны?
— Наваррского короля? Беарнца?
— Да! Надежду молодой Франции и ее грядущего повелителя.
— Поистине действия ваши, мэтр, не поддаются осмыслению. Они противоречивы и непонятны.
— Это так, — тяжело вздохнул Рэне. — Но есть высшая мудрость, в глазах которой и запутанный лабиринт выглядит прямой дорогой. Я служу высокому и всемогущему господину, который правит миром во имя счастья людей. Он не карает и не мстит, у него всепрощающее сердце. Но он чужд лицемерия и готов пожертвовать одним ради жизни других. Бросают же потерпевшие крушение моряки роковой жребий! Это жестоко, но разумно. Вы еще не можете увидеть скрытую истину, она непостижима пока для вас. Но настанет день, и вы будете читать в моей душе, как в открытой книге. Мои мысли станут вашими, и то, что я не смею высказать словами, вы узнаете из моих глаз… Пока же побеседуем о чем-нибудь ином. Сколько лет вам, господин де Мирабо?
— Без малого двадцать два.
— Счастливое число! У нас 11 считается священным числом. А 22 священно стократ.
— Объяснитесь, прошу вас, — сказал Вольдемар, смутно угадывая истину, но не желая принять ее.
— Вы знакомы с кабалой, сударь?
— Я занимаюсь алхимией и потому интересуюсь тайными науками. И хотя мне удалось изучить греческий, латынь, еврейский и арабский, я не считаю себя опытным кабалистом.
— Опытным кабалистом! — Рэне возвел руки к небу. — Да их больше не осталось, сударь! Последним был Лев ибн Бецалель, создавший знаменитого Голема. А кто теперь владеет великим искусством кабалы? Скрытый смысл ее утерян и тайны забыты. Кто может у нас проникнуть в потайную ткань священных книг Сефер Ецира и Зехер? «Горе человеку, — говорит книга Зехер, — который в законе не видит ничего другого, кроме простых рассказов и обыкновенных слов! Если б он действительно не содержал ничего более, то мы могли бы и в настоящее время точно так же написать закон, столь же достойный удивления». Но, сударь, мы не можем этого сделать. Мы читаем слова, но смысл их либо темен, либо слишком прост для нас. А квинтэссенции внутреннего духа мы не постигаем. Задумывались ли вы, к примеру, над значением слова «кабала»?
— Нет, мэтр Рэне. Не задумывался. Меня интересовала лишь суть внутренних превращений и гармонии миров. Лишь этого знания искал я в книге Зехер.
— И нашли?
— Нет. Впрочем, и в трудах столпов алхимии я не обрел этого знания. Я проштудировал «О природе вещей» Парацельса и попытался создать по его рецепту гомункулуса, но потерпел неудачу. Рецепт Парацельса невоспроизводим. Знание утекло между букв, как вода сквозь решето. Не помогли мне и Василий Валентин, и Альбрехт Больштедтский, прозванный Великим за свое магическое искусство, и Жан де Мен, и Гебер, и даже сам божественный Раймонд Луллий. Я попытался получить по рецепту Артефиуса красный камень и прожить, как и он, тысячу лет или научиться с помощью философского камня воскрешать мертвых, как это учит делать в «Золотом трактате» Лансиоро. Но увы… — Вольдемар развел руками и застонал от боли в плече.
— Вам еще нельзя шевелиться. Повремените, пока подживут раны. Боюсь, что вы совершаете ошибку, не стараясь постигнуть скрытого смысла тайных наук. Агриппа говорил, что всякая наука коренится в магии.
— Но в белой!
— Белая, черная, какая, в сущности, разница? Просто вы не владеете приемами магии, и откровения ученых мужей остаются для вас темными. Возьмите хотя бы «Изумрудную таблицу» Гермеса Трисмегиста, которую обнаружил в одном из своих походов Александр Македонский, прозванный на Востоке Искандером Двурогим. В ней есть величайшие откровения. «То, что внизу, как то, что вверху, и то, что вверху, как то, что внизу, для того, чтобы совершить чудеса одного и того же. И подобно тому, как все предметы произошли из одного, по мысли одного, так все они произошли из этого вещества, путем его применения». Здесь вся алхимия! Это единство надлунного и подлунного миров, микрокосма и макрокосма. Тайна превращений металлов. Закон, по которому Неизреченный создал вселенную.
— Говорят, что эти слова написаны каким-то монахом лет двести назад и на самом деле никакой «Изумрудной таблицы» не существует.
— Я лично не верю в это. — Темные губы Рэне сжались в узкое лезвие. Конечно, часто приходится сталкиваться с фальсификацией. На что только не пускаются люди ради заработка! Но такие слова мог начертать лишь пророк. Вот почему я верю, что они действительно принадлежат Гермесу Триждывеличайшему, которого древние египтяне отождествляли с ибисоголовым богом мудрости Тотом.
— Но никто еще не воспользовался этим ключом для получения философского камня.
— Одного ключа мало, кавалер, нужно еще в совершенстве владеть приемами магии… Но мы слишком долго говорили. Это вас утомило. Поспите немного и набирайтесь сил.
— Не уходите, мэтр. Всего минуту. Вы так и не объяснили мне, что значит слово «кабала» и почему число 22 священно.
— И верно. Я отвлекся и забыл, с чего начал этот наш разговор.
Вольдемар мельком глянул в немигающие, как мертвые лесные озера, карие глаза Рэне и понял, что тот ни о чем не забыл и никогда не забывает.
— Вы поинтересовались, сколько мне лет, мэтр.
— Теперь припомнил. 22… Кабала исходит еще от Моисея, который, как вы знаете, получил высшее жреческое посвящение в египетском храме и превзошел самых искусных египетских магов. Слово это пишется так: коф, бэт, ламэд. Буква коф означает еще и число 20, бэт — 2, а ламэд символизирует идею распространения могущества. Вот и получается: могущество двадцати двух. В арамейском алфавите 22 буквы. Это могущество букв, скрытого в них внутреннего смысла. Эту-то эзотерическую тайну мы и утратили. Мы читаем священные книги, но не можем их прочесть… А теперь отдыхайте. Завтра я опять навещу вас…