Вароэс знал это. Но то же знала и мемфисская коллегия. Бог зла огненноглавый Сетх побеждает Озириса, убивает его, рассекает на множество кусочков. А сын Озириса и Изиды Гор не может победить Сетха! Зло неискоренимо, ибо вне его нет и добра. Озирис есть темный бог. Вот какие тайны доступны мемфисским жрецам! И Вароэс знает, что они им доступны. Первое свидание его с верховной коллегией должно состояться именно в подземном храме Сетха близ Мемфиса! А братья жрецы ничего не делают просто так! Все глубоко продумано, знаменательно, символично. По дипломатическим каналам удалось договориться, что глава халдейской коллегии посетит храм Сетха в ночь полнолуния. Без провожатых и тайно должен проникнуть он в подземное святилище, где его встретят верховные жрецы храмов страны Кемт. Только посвященный сможет отыскать туда дорогу. И это будет первым доказательством, что Вароэс именно тот, за кого он себя выдает, а не шпион ассирийского царя.
Матросы натянули свитые из папируса канаты и прибавили парусов. Ветер благоприятствовал миссии Вароэса. Ласково поглаживая черную шелковистую бороду, всматривался он в колышущуюся синюю полосу, где небо падало в море. Ветер ласково шевелил белые одежды его и подымал перья сердитых орлов, которые, неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, гремели цепями. Сопротивляясь ветру, выпустили они ужасные когти свои, и на струганом кедре палубы остались глубокие светлые борозды. Вароэс всматривался в причудливый их рисунок и довольно улыбался.
Добрый знак! Путешествие началось хорошо.
И он вознес в душе своей хвалу единому богу, которого давно уже тайно исповедовали посвященные маги Халдеи:
Ты един, о создатель всего сущего,
И едино, о ты все свершающий, творенье твое
Теплой ночью, когда круглая, как ассирийский щит, луна встала над рейдом, из портовой таверны вышел купец. Чуть пошатываясь, поднялся он на пригорок, откуда открывалось лежащее внизу полукружие черной воды. Луна разливала невесомое зеленовато-желтое масло свое, расплывавшееся бесчисленными блестками. И таяли эти ночные блестки, и жирно светились вновь. А воздуха над головой словно не было. Только ровное сияние, желтое и голубовато-серое одновременно. Наполненный светом провал и бездна из отполированного базальта под ногами. И неслышно носились летучие мыши. Плавно шарахались в сторону, падали и возвращались. И пепельно просвечивала луна сквозь натянутые перепонки. И стрекотали цикады. И пахло морем и выжженной белой травой.
Отяжелевший купец уронил на грудь затуманенную голову, отчаянно затряс ею и, хватая руками пустоту, пошел обратно. Вот пересек он лунное пространство и пропал в тени лачуг. Синяя одежда его растворилась в ночи, и темь поглотила тяжелое хриплое дыхание.
И свершилось превращение в невидимой той черноте. Развеялся хмель, и рассосалась тяжесть, даже годы, казалось, растаяли. Неслышно ступая, упругой походкой хорошо тренированного юноши купец прокрался мимо таверны. Прячась в тени, юркнул в узкую сонную улочку. Быстро пошел, будто заскользил, не касаясь земли, не оставляя следов и не подымая пыли.
Когда проходил мимо цветущего, изливающегося в лунный воздух раскрытыми чашечками сада, тень его на миг упала на исполосованные решетками пятна света. Он быстро нащупал калитку и проник в зачарованный сад. Зашуршала невидимая змея в широких листьях, бородавчатая жаба тяжело прыгнула во влажные травы. Тихо заскрипел сырой толченый камень на дорожке.
Как лунатик, с широко открытыми невидящими глазами, ведомый тайной силой какой-то, шел ночной гость через сад. И гады уступали ему дорогу, и ни разу не сбился он с пути, петляющего среди стволов и строений. Так попал он на пепельно-светлый открытый пустырь, где росли паутинно-серебристые сорные травы. И никто не увидел его там, и колючки не порвали его одежду.