Ну, в Остре найдешь кого хочешь.
И ездил Виктор Павлович туда, когда требовалось его душе. Не часто. Смотрел на Мишу. Таким образом мама Виктора засекла один раз.
— Ага, — говорит, — смотри, смотри. Хороший мальчик вырос. У нас на руках вырос. Но если ты к нему с разговорами подойдешь — пеняй на себя.
Угроза в общем от пожилой женщины не страшная. Но Виктор — порядочный человек, я бы с другим и не связалась, хоть по молодости, хоть как, и попыток пойти на сближение с Мишей не предпринял никогда.
А когда, по его подсчетам, Мише совершилось совершеннолетие, Виктор поехал в Остер, чтобы познакомиться со взрослым человеком, а не с младенцем, каким видел его все эти долгие годы.
И тут — Блюма во всей красе.
Виктор спешил, так как дисциплина есть дисциплина. На лекцию особенно не опоздаешь. Люди ждут. Студенточки в мини-юбках и так далее и тому подобное.
Но я его задержала за локоть:
— Значит, ты мне одним словом скажи. Миша не знает, что ты его папа?
— Если Фаня не сказала — не знает.
— Виктор Павлович, я вас официально прошу и умоляю как истинная мать. Не объявляйтесь больше в нашей с Мишей жизни. А то и работа тебе будет, и профсоюз, и партийная организация.
Он аж затрясся:
— Майя, что ты городишь! Разве я в чем-то перед тобой виноват? Ты сама выбрала. Ты за себя выбрала и за Мишу выбрала.
— Вот именно. Из чего дали, из того и выбрала. И ты выбери. Что я тебе даю, то и выбери. Работай, люби жену. Дети другие есть?
Виктор отрицательно шмыгнул носом. Даже не полез за платком в карман. Интеллигентный человек, называется. А тем не менее из верхнего карманчика пиджака выглядывал платочек. Чистенький, синенький. Не в тон. Но ладно.
Я повернулась и пошла. И туфли у меня стучали каблучками. Высокими, между прочим. С титановой набоечкой. Такие ставили по Москве только в двух местах. И то не на всякую обувь.
Да. Это была моя последняя победа над Виктором.
Теперь оставались Лазарь и Хася. С Мотей.
Тему надо закрывать плотно. Как дверь.
Мне надо было развеяться и успокоиться после встречи с Виктором. Мое прошлое всколыхнулось в душе и просилось наружу.
Я пошла в Мариинский парк. Цвели каштаны. Не так, как они цветут в самом начале, а последним цветом. Взгрустнулось. Я посидела на лавочке, постояла у перил над кручей, посмотрела на прекрасный Киев с высоты. На Днепр.
Да. Переправа, переправа. Берег левый, берег правый. Мишенька учил «Василия Теркина» в школе. Войну он знал не понаслышке, а от Гили.
И что он знал, мне недоступно. Вот в чем вопрос.
После длительного перерыва идти к Лазарю и Хасе без гостинца было недопустимо. Я зашла в гастроном. И надо же! Купила «Киевский торт». Причем без содрогания. Стояла в очереди и радовалась вместо того, чтобы тягостно вспоминать.
Да. Время имеет большое влияние.
Пошла по старому известному адресу. Но меня подстерегла неожиданность. Лазарь и Хася больше там не жили. Новые жильцы рассказали, что они переехали год назад. Куда — неизвестно. Где проживал Мотя с семьей, я отродясь не знала. Мотя мне вообще был ни к чему.
Но дело не в этом.
Дело в том, что человек уверен в неизменности чего-либо. Все равно чего. Хоть бы и места проживания.
А ведь источников полно: и Блюма, и Мирослав. Но я не спросила. И вот стояла перед закрытой дверью. С тортом.
Мой порыв испарился. Разговоры с Лазарем и Хасей показались ненужными и даже лишними в сложившихся обстоятельствах. Мама знала этим людям настоящую цену и ничего важного им не доверила бы.
Минутная слабость прошла, и новые силы повели меня вперед. Я присела на скамейку в скверике возле дома. Поставила возле себя коробку «Киевского торта» — и вся моя жизнь встала передо мной как на ладони.
Мама унесла мою прошедшую жизнь с собой в глубокую могилу. И пора поставить точку.
Миша есть Миша. И то, что он разными почерками пишет всем кому ни попадя длинные письма, говорит о нем: все может быть. С таким человеком все может быть. Он не один. Его четыре разных. У Блюмы — свой Миша. У Мирослава — свой. У Гили был свой. У меня — другой.
На вокзале в очереди за билетом я простояла два часа. Взяла только на завтра, зато выходил поезд ранним утром.
Вечером пили чай с Мирославом. Торт немного растрескался и осыпался за день мотания по городу. Но в целом ничего. Как говорится, товарный вид сохранился.