Натан Яковлевич засмеялся:
— Какая у вас дочка веселая и находчивая! Эллочка! Мой товарищ был выдающийся коммунист, его партия лично посылала. Если хочешь знать, я туда тоже собирался. Как коммунист и фронтовик. Только потом во мне надобность отпала, а товарища послали. Ты умная девочка, должна понять.
— Ага. Понимаю.
Развернулась и пошла к себе в комнату. А на ходу обернулась и спросила:
— Натан — это по-переделанному будет как? По-русски?
Бейнфест не понял.
Зато я сразу поняла:
— Натан — это, чтобы ты знала, Анатолий. Иди-иди. Записывай.
Бейнфест в растерянности развел руками:
— Сколько лет вашей девочке?
— Почти десять. Не удивляйтесь. Она очень развитая.
Бейнфест сказал, когда подумал:
— Знаете что, я старый дурак. При ребенке мезузу разобрал. А для ребенка это удар. Все перекрутила, перекрутила. Простите меня. Вам теперь объясняй ей, ставь с головы на ноги.
Марик отмахнулся:
— Не волнуйтесь. У нашей Эллочки своя особая голова на плечах, и там такой порядочек установлен, что только держись. Она вашу мезузу вставит в свое место. И учтет. Мы привыкли. Вы только при ней про евреев не упоминайте. Просто так. Для нашего общего покоя.
Бейнфест перевел разговор на другое.
Говорит:
— Вы мне родные, и потому между нами должны быть особые доверительные отношения. Как между клиентом и адвокатом. Шучу. Но в каждой шутке есть великая правда. Вы знаете. Так вот, Майечка. Я хочу тебе предложить, потому что ты в этой истории будешь самое главное звено. У меня очень хорошая квартира. Неподалеку от вашей — в Старомонетном. Двухкомнатная с огромной кухней. Тебе, Майечка, это особенно важно знать как хозяйке.
Я скоро умру. Это дело решенное. У меня сильная болезнь плюс возраст. Я консультировался со знакомым академиком — шансов нет. Умру я — и квартира достанется государству, от которого я, конечно, видел много хорошего, но все-таки не до такой степени, чтобы посмертно делать шикарные подарки.
План такой. Самый шпионский. Хе-хе. Конечно, фикция всем понятная. Но никто не подкопается. Вы с Мариком разводитесь. Ты, Майя, расписываешься со мной. Я тебя как жену прописываю. И квартира ваша. Я сколько живу, столько живу, и умираю с легким сердцем, что обеспечил близких мне самым дорогим и важным — лишней крышей над головой. Я долго думал — и, кроме вас, мне такой подарок, чтоб от чистого сердца без задней мысли, сделать некому. А вам — пожалуйста.
Марик растерялся. Попросил время подумать. Я к нему присоединилась. Не в каждой жизни происходят такие подарки.
Бейнфест на прощание попросил с ответом не тянуть, так как время его поджимало и каждую минуту он мог уйти навсегда. Как он выразился:
— Цейтнот!
Дверь за ним захлопнулась.
Я произнесла одно слово:
— Ну?
Марик кивнул.
Ночью будущее казалось ясным и прекрасным, как майское утро в песне.
Не откладывая, мы с Мариком отнесли бумагу на развод в загс.
Хоть и было в заявлении указано, что мы обоюдно согласны, процедуру надо было провести через суд из-за несовершеннолетнего ребенка — Эллы.
Бейнфест устроил по ускоренному графику. Через месяц я прописалась в его квартире на правах жены.
Он сразу заявил, что никакой помощи ему от нас не нужно ни за что. Просто, говорит, ждите известий. То есть что умер. К нему через день приходила домработница — она в их семье хозяйничала с незапамятных времен, она и оповестит нас в случае скоропостижной смерти Натана Яковлевича.
Но дело не в этом.
Месяц промелькнул быстрым темпом.
Мише я не писала. От него тоже ничего не было.
С Репковым не встречалась.
А ведь Элла была вся в тройках. Только по рисованию пятерка.
Я к ней:
— Ты совсем съехала по успеваемости. Тебя это устраивает? Не стыдно?
Она ухмыльнулась:
— Не стыдно. Мне на продленке учительница кружка по рисованию сказала, что у меня способности к цвету. Их нужно развивать. А вы их не развиваете. Это тебе и папе должно быть стыдно.
И мне стало изо всех сил стыдно. Если есть в моей дочери хоть капля от меня, то нужно эту каплю довести до конца. Если она рисует с талантом, то пусть идет по этой дороге. И счастливого пути.
Еще за день до окончания четверти я пошла в школу. Встретилась с учительницей рисования — она и черчение вела в старших классах, и кружок живописи. Мне было описано, какие надежды подает моя девочка.
Не откладывая, я взяла Эллу за руку и отвела во Дворец пионеров на Полянке. Туда же, куда когда-то ходил и Мишенька. Только в другое направление — рисования и живописи.