Лучше всех определил положение священник, севший в Кашгаре — преподобный Натаниэль Морз:
— Не очень-то приятно везти за собой пороховой погреб!
И он прав: вагон с императорской казной — настоящий пороховой погреб, способный в любую минуту взорвать наш поезд.
Первая железная дорога, проложенная в Китае около 1877 года, соединила Шанхай с Фучжоу. Что касается Великого Трансазиатского пути, то он проходит приблизительно по той же трассе, которая была намечена в русском проекте 1874 года — через Ташкент, Кульджу, Хами, Ланьчжоу, Сиань и Шанхай. Этот путь не захватывает густонаселенных центральных провинций, напоминающих шумные пчелиные ульи. Насколько возможно, он образует до Сучжоу[91] прямую линию, прежде чем отклониться к Ланьчжоу. Если дорога и обслуживает некоторые крупные города, то по веткам, которые отходят от нее к югу и к юго-востоку. Между прочим, одна из этих веток, идущая из Тайюаня в Нанкин, должна соединить оба главных города провинций Шаньси и Цзянсу. Но она еще не пущена в эксплуатацию, так как не достроен один важный виадук.
Зато полностью закончена и обеспечивает прямое сообщение по Центральной Азии главная линия Великой Трансазиатской магистрали. Китайские инженеры проложили ее так же легко и быстро, как генерал Анненков Закаспийскую дорогу. В самом деле, пустыни Каракум и Гоби имеют между собой много общего. И там, и здесь — горизонтальная поверхность, отсутствие возвышенностей и впадин, одинаковая легкость укладки шпал и рельсов. Вот, если бы пришлось пробивать громадные, горные кряжи Куэнь-Луня и Тянь-Шаня, такую работу невозможно было бы проделать и за целое столетие. А по плоской песчаной равнине рельсовый путь быстро продвинулся на три тысячи километров до Ланьчжоу.
Лишь на подступах к этому городу инженерное искусство должно было вступить в энергичную борьбу с природой. Трудно далась и дорого стоила прокладка пути через провинции Ганьсу, Шаньси и Чжили.
Я ограничусь тем, что буду указывать по пути следования наиболее значительные станции, где поезд останавливается, чтобы набрать воды и топлива. По правую руку от полотна взор будут радовать очертания далеких гор, живописные громады которых замыкают на севере Тибетское плоскогорье, а по левую сторону взгляд будет теряться в бесконечных просторах Гобийских степей. Сочетание гор и равнин, в сущности, и составляет Китайскую Империю, если еще не самый Китай, который мы увидим лишь приблизившись к Ланьчжоу.
Вторая часть путешествия не обещает быть особенно интересной, если только бог репортеров не сжалится надо мной и не пошлет какое-нибудь приключение. Был бы только повод, а там уж моя фантазия разыграется…
В одиннадцать часов поезд выходит из Хотана и в два часа пополудни прибывает в Керию, оставив позади станции Лоб, Чира и Ханьлангоу.
В 1889–1890 годах именно этим путем следовал Певцов от Хотана до Лобнора, вдоль подножия Куэнь-Луня, отделяющего китайский Туркестан от Тибета. Русский путешественник прошел через Керию, Нию, Черчен, но, не в пример нашему поезду, его караван встретил множество препятствий и трудностей, что, однако, не помешало Певцову нанести на карту десять тысяч квадратных километров и указать координаты значительного числа географических точек. Такое продолжение труда Пржевальского делает честь русскому правительству.
С вокзала Керии на юго-западе еще заметны вершины Каракорума и пик Даспанг, которому многие картографы приписывают высоту, превосходящую восемь тысяч метров.[92] У его подножия тянется провинция Кашмир. Отсюда берут начало истоки Инда, питающие одну из самых больших рек полуострова Индостан. Здесь же от Памирского плоскогорья отделяется громадная цепь Гималаев с высочайшими на земном шаре вершинами.
От Хотана мы прошли полтораста километров за четыре часа. Скорость весьма умеренная, но на этом участке Трансазиатской магистрали быстрее и не ездят. То ли китайские локомотивы не обладают достаточной тягой, то ли машинисты слишком медлительны и не считают нужным развивать свыше тридцати или сорока километров в час? Как бы то ни было, но на рельсовых путях Поднебесной Империи мы уже не вернемся к прежней скорости, обычной для Закаспийской дороги.
В пять часов вечера — станция Ния, где генерал Певцов основал метеорологическую обсерваторию. Здесь поезд стоит только двадцать минут. У меня достаточно времени, чтобы купить немного провизии в вокзальном буфете. Вы, конечно, знаете для кого.
На промежуточных станциях садятся новые пассажиры — китайцы. Они редко занимают места в первом классе, да и берут билеты на короткие расстояния.
Только мы отъехали от Нии, меня находит на площадке Фульк Эфринель. Вид у него озабоченный, как у коммерсанта, собирающегося заключить важную сделку.
— Господин Бомбарнак, — обращается он ко мне, — я хочу вас попросить об одной услуге.
„Э, подумал я, сумел же меня отыскать этот янки, когда я ему понадобился“.
— Буду счастлив, мистер Эфринель, если смогу вам быть полезен, — ответил я. — В чем дело?
— Я прошу вас быть моим свидетелем.
— В деле чести? А могу я узнать с кем?
— С мисс Горацией Блуэтт.
— Как, вы деретесь с мисс Горацией Блуэтт? — засмеялся я.
— Нет еще. Я на ней женюсь.
— Вы на ней женитесь?
— Да! Это неоценимая женщина, очень сведущая в торговых делах и прекрасно знающая бухгалтерию…
— Поздравляю вас, мистер Эфринель! Вы можете на меня рассчитывать.
— И на господина Катерна? Как вы полагаете?
— Без сомнения. Он только обрадуется, и если будет свадебный обед, споет вам за десертом…
— Пусть поет сколько захочет, — отвечает американец. — Но ведь и мисс Горации Блуэтт нужны свидетели.
— Разумеется.
— Как вы думаете, майор Нольтиц согласится?
— Русские слишком любезны, чтобы отказывать. Если хотите, я могу с ним поговорить.
— Заранее благодарю вас. А кого можно сделать вторым свидетелем? Тут я немного затрудняюсь… Может быть, этот англичанин, сэр Фрэнсис Травельян?..
— Молча качнет головой — ничего другого вы от него не дождетесь…
— А барон Вейсшнитцердерфер?
— Как можно просить человека, который совершает кругосветное путешествие, да еще с такой длинной фамилией?.. Сколько времени уйдет зря, пока он распишется!
— В таком случае, я не вижу никого, кроме молодого Пан Шао… или, если тот откажется, нашего главного кондуктора Попова.
— Конечно, и тот, и другой почтут за честь… Но спешить некуда, мистер Эфринель. До Пекина еще далеко, а там вы легко найдете четвертого свидетеля…
— При чем тут Пекин? Чтобы жениться на мисс Горации Блуэтт, мне вовсе не нужно ждать Пекина.
— Значит, вы хотите воспользоваться несколькими часами стоянки в Сучжоу или в Ланьчжоу?
— Wait a bit, господин Бомбарнак! С какой стати янки будет терять время на ожидание?
— Итак, это произойдет…
— Здесь!
— В поезде?
— В поезде.
— Ну! Тут и я вам скажу: Wait a bit!
— Да, и очень скоро. Не пройдет и дня…
— Но для свадебной церемонии прежде всего нужен…
— Нужен американский пастор! Он едет с нами в поезде. Преподобный Натаниэль Морз…
— И он согласен?
— Еще бы! Только попросите его, он хоть целый поезд переженит.
— Браво, мистер Эфринель! Свадьба в поезде! Это очень пикантно…
— Господин Бомбарнак, никогда не следует откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
— Да, я знаю… Time is money.[93]
— Нет! Просто time is time,[94] но лучше не терять даром ни минуты.
Фульк Эфринель пожимает мне руку, и я, согласно моему обещанию, вступаю в переговоры с будущими свидетелями брачной церемонии.
Само собой разумеется, маклер я маклерша — люди свободные, могут располагать собой по своему усмотрению и вступить в брак, — был бы только священник! — когда им заблагорассудится, — без нудных приготовлений и утомительных формальностей, которые требуются во Франция и других странах. Хорошо это или дурно? Американцы находят, что так лучше, а Фенимор Купер сказал: — Что хорошо у нас, то хорошо и везде».