— Нет, нет! — ответил доктор и заметил, стремясь уложить своего собеседника на обе лопатки: — Ошибаетесь, милостивый сударь! До сих пор еще не существует такой неизнашиваемой машины или механизма столь совершенного, чтобы он в один прекрасный день не смог испортиться…
— А это уж от механика зависит! — отрезал перпиньянец, наполнив до краев стакан.
— Но, в конце-то концов, — воскликнул доктор, — вы все-таки умрете, я полагаю?
— А почему это вам так хочется, чтобы я умер, если я никогда не обращаюсь к врачам? За ваше здоровье, господа!
И посреди общего веселья месье Дардантор поднял стакан и, радостно чокнувшись с сотрапезниками, опорожнил его одним махом. Разговор, шумный, горячий и оглушающий, продолжался вплоть до десерта, разнообразие и отменные свойства которого заставили забыть предыдущие блюда.
Нетрудно представить, как действовал этот застольный гам несчастных обитателей кают, распростертых на ложе страдании. От соседства со столь шумными собеседниками тошнота у них только усиливалась.
Уже несколько раз месье Дезирандель появлялся у входа в ресторанный зал. Поскольку обеды его и супруги были включены в стоимость проезда, он, не имея возможности съесть свою порцию, испытывал крайнюю досаду. Но как только сей многотерпец отворял дверь, то тотчас же ему становилось плохо, и он спешил ретироваться на палубу. И лишь одна мысль утешала его: их сын Агафокл ест сейчас за троих! И действительно, милое чадо трудилось на совесть, стараясь как можно полнее оправдать родительские расходы.
После заключительной реплики Кловиса Дардантора разговор перекинулся на другую тему. Всех интересовал вопрос: нельзя ли найти уязвимое место в броне этого любителя хорошо попить, поесть и пожить? Его телесная конституция была превосходной, здоровье — несокрушимым, а организм — первоклассным — все это, конечно, бесспорно. Но, что там ни говори, он все-таки покинет сей бренный мир, как все прочие смертные или, скажем, почти все, чтобы никого не пугать. И когда пробьет роковой час, то кому достанется его огромное богатство? Кто вступит во владение домами и движимым имуществом бывшего бочара из Перпиньяна, которому судьба так и не дала ни прямых наследников, ни родственников по боковой линии?
Об этом-то и спросил его Марсель:
— Отчего же не позаботились вы сотворить себе продолжателей рода?
— Каким образом?
— Да самым обычным, черт возьми! — вскричал Жан. — Став супругом какой-нибудь женщины, молодой, красивой, хорошо сложенной и достойной вас.
— Мне… жениться?
— Конечно!
— Что-что, а это мне никогда в голову не приходило!
— По-моему, такая мысль должна была бы вас осенить, месье Дардантор, — заявил Бюгараш. — Но, пожалуй, у вас есть еще время…
— А вы-то женаты, дорогой мой капитан?
— Нет.
— А вы, доктор?
— Тем более.
— А вы, господа?
— Никак нет, — ответил Марсель, — но в нашем возрасте это неудивительно.
— Отлично! Но, если вы сами холостяки, почему же вам так хочется, чтобы я оказался женат?
— Ну, чтобы иметь семью, — объяснил Жан.
— И вместе с нею семейные хлопоты!
— Главное, это дети, а потом и внуки…
— А в придачу — тревоги и беспокойство!
— Необходимо иметь прямых наследников, чтобы было кому скорбеть о вашей смерти.
— Или же радоваться ей?!
— А вы подумайте, — продолжал Марсель, — не порадуется ли государство, унаследовав все ваше состояние?
— Государство?.. Унаследует мое состояние?.. И тут же проест, как это ему всегда было свойственно?..
— Это не ответ, месье Дардантор. Известно, основное предназначение человека — создавать семью и продолжать себя в своих детях.
— Верно, но ведь можно иметь их и не женившись.
— Как прикажете вас понимать? — спросил доктор.
— Только в самом прямом смысле, и что касается меня лично, я предпочитаю детей, уже появившихся на свет.
— Вы хотите сказать, приемных? — решил уточнить Жан.
— Ну конечно же! Это во сто крат лучше и разве не более разумно? К тому же есть возможность выбора. Например, плохо, что ли, взять детей здоровых и душой и телом, когда они уже перенесли всякие там коклюши, скарлатины, кори. Блондинов или брюнетов, умных или глупых! Кого захотел, того и подарил себе — мальчика или девочку! Не возбраняется заиметь одного ребенка или двоих, троих, четверых, да хоть дюжину! Все зависит от врожденной тяги к усыновлению. Человек волен сотворить хоть целое семейство наследников, причем с заранее гарантированными физическими и моральными достоинствами, не дожидаясь, пока Господь Бог снизойдет благословить брачный союз. Я предпочитаю сам благословить себя — в подходящий час и по собственному желанию.