— Именно так, господин Бомбарнак, и как знать, не успела ли железнодорожная компания войти в сделку и с остальными.
— Трудно этому поверить.
— Почему же? — отвечает майор Нольтиц. — Это было бы вполне в духе времени — откупиться от разбойников, чтобы обеспечить таким образом безопасность движения поездов. Впрочем, говорят, что один из этих тружеников большой дороги, некто Ки Цзан, пожелал сохранить свою независимость и свободу действий.
— Что вы о нем знаете?
— Это один из самых дерзких разбойников. Он полукитаец, полумонгол. После того, как он долго бесчинствовал в Юньнане, где его в конце концов выследили, он перенес свою деятельность в северные провинции. Его видели и в той части Монголии, по которой проходит Великий Трансазиатский путь…
— Вот и отлично! Такой поставщик хроники мне нужен до зарезу!
— Однако, господин Бомбарнак, встреча с Ки Цзаном может вам дорого обойтись…
— Что вы, майор! Разве «XX век» не достаточно богат, чтобы заплатить за свою славу!
— Заплатить деньгами, — да. Но вы забываете, что мы можем поплатиться не только кошельком, но и жизнью. Хорошо еще, что наши попутчики не слышали ваших рассуждений, а то бы они потребовали, чтобы вас высадили на первой же станции. Будьте осторожны и не выдавайте ваших желаний — желаний репортера, который ищет приключений. А главное — забудем про этого Ки Цзана. Так будет лучше для путешественников…
— Но не для путешествия, майор, — замечаю я.
И мы возвращаемся на вокзал. Поезд простоит здесь еще не меньше получаса. Я прогуливаюсь по платформе и наблюдаю, как маневрирует локомотив, прицепляющий к нашему составу еще один багажный вагон. Он прибыл из Тегерана по Мешхедской ветке, той самой, что соединяет столицу Персии с Закаспийской магистралью.
Вагон заперт и запечатан, его сопровождает конвой из шести монголов, ни на минуту не спускающих с него глаз.
Не знаю, может быть, это зависит от направленности моего ума, но мне начинает казаться, будто в вагоне этом есть что-то особенное, таинственное, и так как с майором мы расстались, я обращаюсь к Попову, наблюдавшему за маневрами паровоза:
— Куда направляется этот вагон?
— В Пекин, господин Бомбарнак.
— А что в нем везут?
— Что везут? Важную персону.
— Важную персону?
— Это вас удивляет?
— Еще бы… В багажном вагоне…
— Но так она пожелала.
— Прошу вас, господин Попов, предупредите меня, когда эта важная персона покинет вагон.
— Она его не покинет.
— Почему?..
— Потому, что она мертва. Это покойник.
— Покойник?
— Да, тело везут в Пекин, где оно будет похоронено со всеми подобающими почестями.
Наконец-то в нашем поезде появилась значительная личность! Правда, это труп, но не все ли равно! Я обращаюсь к Попову с просьбой узнать имя покойника. Должно быть, это какой-нибудь мандарин высшего ранга. Как только я это выясню — немедленно пошлю телеграмму «XX веку».
Пока я хожу вокруг да около, к вагону подходит какой-то пассажир и начинает его разглядывать с не меньшим любопытством, чем я.
Это молодцеватый мужчина, лет сорока, высокого роста, смуглый, с несколько мрачным взглядом, лихо закрученными мушкетерскими усами и немигающими веками. На нем изящный костюм, какие носят обычно богатые монголы.
«Вот великолепный тип, — подумал я. — Не знаю, суждено ли ему стать главным действующим лицом, которого мне недостает, но на всякий случай отведу для него номер 12 в реестре моей странствующей труппы».
Вскоре я узнаю от Попова, что новое действующее лицо носит имя Фарускиар. Его сопровождает другой монгол того же возраста, но низшего ранга, — некто Гангир.
Теперь уже они оба вертятся возле вагона, который прицепляют в хвосте поезда перед багажным, и обмениваются несколькими словами. Когда маневрирование закончилось, монголы заняли места в вагоне второго класса, рядом с траурным, чтобы драгоценное тело всегда было под их наблюдением.
Вдруг на платформе раздаются вопли:
— Ловите!.. Держите!..
Я сразу узнаю крикуна. Так орать может только барон Вейсшнитцердерфер.
На сей раз нужно остановить не поезд, а улетающую шапку, голубую шапку-каску, которую сильный порыв ветра сорвал с головы барона. Она катится по платформе, по рельсам, вдоль стен и заборов, а ее владелец, задыхаясь, бежит за ней и никак не может поймать.
Должен вам сказать, что при этом уморительном зрелище супруги Катерна держатся за бока от хохота, молодой китаец Пан Шао надрывается от смеха и один лишь доктор Тио Кин остается невозмутимо-серьезным.
Немец, багровый, запыхавшийся, совсем уже выбился из сил. Дважды ему удалось коснуться рукой своего головного убора, но тот снова ускользал. Кончилось тем, что барон растянулся во всю длину, запутавшись головою в складках широкого плаща, и это происшествие послужило для господина Катерна поводом, чтобы пропеть знаменитый мотив из оперетки «Мисс Эллиет»:
Нет ничего досадней и комичней погони за шляпой, которую уносит сильный ветер. Она мечется из стороны в сторону, кружится, скачет, парит в воздухе и ускользает из-под рук как раз в ту минуту, когда вы думаете, что наконец схватили ее. Случись это со мной, я бы нисколько не обиделся на тех, кого рассмешила эта забавная игра.
Но барон не понимает и не прощает шуток. Он мечется, прыгает и устремляется к железнодорожному полотну. Ему кричат: «Осторожно! Берегитесь!», так как в эту минуту к вокзалу подходит поезд из Мерва. И тут настает конец злополучной шапки-каски: локомотив ее безжалостно давит, и она превращается в растерзанный блин, который и вручают барону. А он в ответ разражается градом проклятий под адресу Великой Трансазиатской магистрали.
Но вот дается сигнал к отправлению. Пассажиры, и новые, и старые, торопятся на свои места. Среди вновь прибывших я замечаю трех монголов, которые производят на меня очень странное впечатление. Они садятся в вагон второго класса.
Поднимаясь на площадку, я слышу, как молодой китаец обращается к своему компаньону:
— Доктор Тио Кин, вы обратили внимание на этого немца с его потешной шляпой? Вот когда я вволю посмеялся!
Но что я слышу? Пан Шао бегло говорит по-французски, говорит, как настоящий парижанин!
Я изумлен — и при первом удобном случае непременно заведу с ним разговор.
9
Поезд отошел точно по расписанию. На этот раз барону не на что будет жаловаться. Впрочем, мне вполне понятно его нетерпение: одна минута опоздания, и он пропустит пароход из Тяньцзиня в Японию.
Поначалу день обещал быть прекрасным. А потом вдруг поднялся такой сильный ветер, что, казалось, он способен потушить солнце, как простую свечу. Это один из тех ураганов, которые, как я слышал, останавливают поезда на Великой Трансазиатской магистрали. Сегодня, к счастью, он дует с запада, вслед поезду, и потому с ним можно будет примириться. Попробую остаться на площадке.
Теперь я должен завязать знакомство с молодым Пан Шао. Попов был прав: он, как видно, из богатой семьи, прожил несколько лет в Париже, учась и развлекаясь. Вероятно, ему частенько приходилось бывать и на «файф-о-клоках»[40] «XX века».
Нужно заняться и другими делами и прежде всего человеком в ящике. Пройдет целый день, прежде чем мне удастся избавить его от тревоги. Воображаю, как он беспокоится! Но пробираться в багажный вагон днем было бы слишком опасно. Придется подождать до ночи.
Кроме того, у меня намечена в программе беседа с супругами Катерна. Впрочем, это будет делом несложным.
Куда труднее завязать отношения с номером двенадцатым, великолепнейшим Фарускиаром. Этот восточный человек застегнут на все пуговицы. Не так-то просто к нему подступиться!
40
Чай среди дня, обыкновенно в пять часов вечера; здесь — званые вечера, устраиваемые редакцией (англ.).