Едва поезд тронулся, как пассажиры заполнили вагон-ресторан.
Я не вижу среди них ни одного незнакомого лица. Новые пассажиры появятся только в Кашгаре. Там русская кухня уступит место «небесной», и, хотя это название напоминает нектар и амброзию Олимпа, возможно, что мы много потеряем от такой перемены.
Фульк Эфринель сидит на своем обычном месте. Легко почувствовать, что между — ним и мисс Горацией Блуэтт установилась интимная дружба, основанная на сходстве вкусов и наклонностей.
Никто из нас не сомневается, что дело идет к браку, и они заключат его, как только сойдут с поезда. Это будет достойный финал железнодорожного романа американца и англичанки. По правде говоря, роман Зинки Клорк и Кинко мне гораздо больше по душе.
Мы в своей компании. «Мы» — это самые симпатичные из моих номеров — майор Нольтиц, супруги Катерна, молодой Пан Шао, который отвечает на тяжеловесные шутки комика тонкими парижскими остротами.
Обед хороший, настроение веселое. Знакомимся с третьим правилом благородного венецианца Корнаро, давшего определение истинной меры еды и питья. Пан Шао сам вызывает доктора на этот разговор, и Тио Кин поучает его с истинно буддийской невозмутимостью.
— Это правило, — говорит он, — основано на том, что каждый темперамент, в зависимости от пола, возраста, физического сложения и жизнеспособности, требует разного количества пищи.
— А каковы, доктор, потребности вашего собственного темперамента? — интересуется господин Катерна.
— Четырнадцать унций[72] твердой и жидкой пищи…
— В час?
— Нет, сударь, в день, — отвечает Тио Кин, — и такой именно меры придерживался знаменитейший Корнаро с тридцатишестилетнего возраста, что помогло ему сохранить физические и умственные силы, чтобы написать на девяносто пятом году свой четвертый трактат и дожить до ста двух лет.
— По этому поводу дайте мне, пожалуйста, пятую котлету! — восклицает Пан Шао, разражаясь хохотом.
Ничего нет приятнее дружеской беседы за хорошо сервированным столом. Но обязанности призывают меня пополнить записную книжку заметками о Коканде. Мы должны прибыть туда в девять вечера, когда будет уже темно. Поэтому прошу майора поделиться со мной некоторыми сведениями о последнем значительном городе на территории русского Туркестана.
— Мне это тем легче сделать, — отвечает майор, — что я пятнадцать месяцев служил в Кокандском гарнизоне. Очень жаль, что вы не сможете посетить этот город, полностью сохранивший свой азиатский облик, так как мы еще не успели прилепить к нему новые кварталы. Вы увидели бы там площадь — второй такой не найти во всей Азии; величественный дворец Худоярхана, на холме в сто метров высотой, в котором остались от прежнего правителя пушки работы узбекских мастеров. Дворец этот считается, и не без оснований, могу вас уверить, настоящим чудом архитектуры. Вы теряете счастливую возможность употребить самые изысканные эпитеты, какие только есть в вашем лексиконе, чтобы описать приемный зал, обращенный в русскую церковь; длинный лабиринт комнат с паркетом из карагача; розовый павильон, где с чисто восточным гостеприимством встречали иностранцев; внутренний двор, расцвеченный мавританским орнаментом, напоминающим восхитительные архитектурные причуды Альгамбры;[73] террасы с прекрасным видом на город и окрестности; красивые здания гарема, где жили в добром согласии жены султана — тысяча жен, больше на целую сотню, чем у царя Соломона; кружевные фасады, сады с прихотливыми сводами и беседками из разросшихся виноградных лоз… Вот что могли бы вы увидеть в Коканде…
— Но я уже увидел это вашими глазами, дорогой майор, и читатели не будут, надеюсь, в обиде. Скажите только еще, есть ли в Коканде базар?
— Туркестанский город без базаров — все равно, что Лондон без доков.
— И Париж без театров! — восклицает первый комик.
— Да, в Коканде есть несколько базаров, и один из них находится на мосту через реку Сох, проходящую через город двумя рукавами. Там продаются лучшие азиатские ткани, за которые платят золотыми «тилля» — на наши деньги три рубля шестьдесят копеек.
— А теперь, майор, расскажите, пожалуйста, о здешних мечетях и медресе.
— С большим удовольствием, господин репортер, так как они не идут ни в какое сравнение с бухарскими и самаркандскими.
Я воспользовался любезностью майора Нольтица, и благодаря ему читатели «XX века» получат хоть некоторое представление о Коканде. Пусть мое перо бросит беглый луч на этот город, смутный силуэт которого удастся, быть может, разглядеть в темноте!
73
Альгамбра — дворец в Испании, замечательный памятник мавританского зодчества XIII–XIV веков.