Сперва обращаюсь к майору Нольтицу. Он охотно соглашается быть свидетелем мисс Горации Блуэтт.
— Эти янки удивительный народ, — говорит он мне.
— Удивительный потому, что они ничему не удивляются.
Такое же предложение делаю и Пан Шао.
— Очень рад быть свидетелем этой божественной и обожаемой мисс Горации Блуэтт! — отзывается он.
Если уж брак американца и англичанки, с французом, русским и китайцем в качестве свидетелей, не даст полной гарантии счастья, то существует ли оно вообще?
А теперь очередь за господином Катерна.
Согласен ли он? Вот праздный вопрос — хоть дважды, хоть трижды…
— Да ведь это чудесная тема для водевиля или оперетки! — восклицает первый комик. — У нас уже есть «Свадьба с барабаном», «Свадьба под оливами», «Свадьба при фонарях»… Ну, а теперь мы будем представлять «Свадьбу в поезде» или еще лучше — «Свадьба на всех парах». Какие эффектные названия, господин Клодиус! Ваш американец вполне может на меня положиться. Свидетель будет старым или молодым, благородным отцом или первым любовником, маркизом или крестьянином — кем угодно, по выбору и желанию зрителей!
— Останьтесь таким, какой вы есть, господин Катерна, так будет вернее.
— А госпожу Катерна пригласят на свадьбу?
— А то как же! Подружкой невесты.
Нельзя, конечно, предъявлять слишком строгие требования к свадебному обряду, происходящему в поезде Великого Трансазиатского пути![90]
Ввиду позднего часа церемония не может состояться в тот же вечер. К тому же Фульк Эфринель, чтобы устроить все как можно более солидно, должен сделать еще кое-какие приготовления. Бракосочетание назначили на завтрашнее утро. Пассажиры были приглашены на торжество, и сам Фарускиар обещал почтить его своим присутствием.
За обедом только и говорили о предстоящей свадьбе. На приветствия и поздравления будущие супруги отвечали с настоящей англосаксонской учтивостью. Все присутствующие изъявили готовность подписаться под брачным контрактом.
— И мы оценим ваши подписи по достоинству! — заявил Фульк Эфринель тоном негоцианта, дающего согласие на сделку.
С наступлением ночи все отправились на покой, предвкушая завтрашнее торжество. Я совершил свою обычную прогулку до вагона, занятого китайскими жандармами, и убедился, что сокровища Сына Неба находятся под неусыпным надзором. Пока дежурит одна половина отряда, другая предается сну.
Около часа ночи мне удалось навестить Кинко и передать еду, купленную на станции Ния. Молодой румын ободрился и повеселел. Он больше не видит на своем пути препятствий, которые помешают ему бросить якорь в надежной гавани.
— Я толстею в этом ящике, — жалуется Кинко.
— Остерегайтесь, — подсмеиваюсь я, — а то вы не сможете из него вылезти!
И рассказываю ему о предстоящей свадьбе четы Эфринель Блуэтт, о том, как они собираются отпраздновать свое бракосочетание в поезде.
— Вот счастливцы, им не надо ждать до Пекина!
— Да, конечно, только мне кажется, что скоропалительный брак, заключенный в таких условиях, не может быть особенно прочен… Но пусть эти оригиналы сами о себе заботятся!
С наступлением дня огромная солончаковая равнина заискрилась и засверкала под лучами солнца.
В три часа поезд сделал сорокаминутную остановку на станции Черчен, почти у самых отрогов Куэнь-Луня. Рельсовый путь тянется теперь к северо-востоку, пересекая унылую, безотрадную местность, лишенную деревьев и зелени.
Мы находимся где-то на середине четырехсоткилометровой дистанции, отделяющей Черчен от Чарклыка.
ГЛАВА XIX
Я проснулся в холодном поту. Мне снился страшный сон, но не такой, который требует истолкования по «Золотому ключу[91]. Нет, и так все ясно! Главарь шайки разбойников Ки Цзан, задумавший овладеть китайскими сокровищами, нападает на поезд в равнине южного Гоби… Вагон взломан и опустошен… Китайская стража гибнет, храбро защищая императорскую казну… Что же касается пассажиров… Проснись двумя минутами позже, я узнал бы их участь и свою собственную судьбу!
Но все исчезает вместе с ночным туманом. Сны — не то что фотографические снимки. Они «выгорают» на солнце и стираются в памяти.
Когда я совершал обычный моцион вдоль всего поезда, как примерный буржуа по главной улице своего городка, подошел майор Нольтиц и указал на монгола, сидевшего во втором классе:
90
Намек на то, что подружкой невесты во время свадебного обряда не должна быть замужняя женщина.