— Гайдуки воду в пруду спустили, тату, рыбу глушат!
— Какие гайдуки, что ты, дочка? — спросил Верига, улыбаясь непонятной горячности дочери.
— Откуда им тут взяться? — не поверил и Мусий.
Косари тоже переглянулись, улыбаясь. Избави боже, чтобы это были гайдуки!
— С мушкетами и на лошадях, почем я знаю, откуда они! — ответила девушка, сердито пожав плечами.
— Верно, из кварцяного войска [Кварцяное войско – польское войско, оплачивавшееся поквартально] наскочили, — сказал Остап. — Слышали мы, целых два полка стало на Украине. Дозволь, пане атаман, я их пугну немного!
— Погоди, Остап, — ответил Кривонос. — Коли уж пугать, так чтобы навеки забыли сюда дорогу. — Он ловко и легко вскочил на своего чистых кровей коня.
Верига, а за ним и все косари, встревоженные, бросились к оружию. Живя на границе Дикого поля и ежечасно ожидая встречи с татарами, здесь всегда держали под рукой и мушкет и саблю, а сейчас кое-кто уже набивал торчмя косу на косовище. Кварцяное ли это войско или надворная милиция какого-нибудь шляхтича — все одно: здесь им не панщина!
VI
Когда казаки прискакали к пруду, гайдуки с палками в руках еще охотились за рыбой. Верига остолбенел, увидев, что они здесь натворили.
— Да это же грабеж! Наша мельница, рыба!.. — закричал он на гайдуков. — Вам кто дозволил? Тут мы хозяева!
Ротмистр, стоявший над кучей рыбы, подбоченился и чванливо вскинул голову.
— Ходзь сюда, хлоп!
Верига приблизился, задыхаясь от гнева.
— Не знаешь ты, что хлоп не имеет права в Речи Посполитой владеть землями? Ты еще, собачий сын, бездельник, не знаешь, что занимать земли может только пан?
— Тут вам не королевщина! — закричали хуторяне. — Здесь места вольные!
— Тихо! То все панское, — кивнул ротмистр на хутор. — Пан стражник коронный, Лащ Самуил, от самого его милости пана круля получил привилей на эти угодья с хлопами!
— Но ведь это казацкая степь!
— Ты что, голодранец, будешь пана Лаща учить?
К нему подошел Мусий с косой.
— Слушай, вельможный пане, убирайся отсюда скорее, а то начнем бить.
Оскорбленный ротмистр фыркнул, как кот на горячее молоко, и схватился за саблю.
— Быдло! Ты сейчас узнаешь, как с родовитым шляхтичем разговаривать. Всыпать ему!
— Ну так молись, пане, больше тебе не увидеть света! — Мусий отступил на шаг назад, чтобы сподручней было орудовать косой.
Верига схватил его за локоть.
— Погоди, Мусий, ведь то ж пан стражник их послал...
Гайдуки, выскочив из воды, кинулись к своей одежде: там лежали мушкеты, но Ярина на коне преградила им путь. За ней подоспели косари и вязальщицы. Увидев обмелевший пруд и затихшую мельницу, они с бранью двинулись на голых гайдуков и загнали их обратно в воду.
Разве для того бежали они на край крещеной земли, ушли с насиженного гнезда, чтобы снова — пану дай, старосте дай и еще десять ртов разных прихлебателей потчуй, пропади они пропадом! Пусть же забудут сюда дорогу, кровососы, хоть бы сам король их сюда прислал. И Гордий первый выстрелил из мушкета; гайдук с разбитой головой хлопнулся в воду.
Остап выхватил саблю и хотел броситься на гайдуков, но Кривонос остановил его одним суровым взглядом.
— У тебя не коса в руках, а сабля казацкая! Уважай, Остап, рыцарский обычай! А хочешь биться — так ротмистр при оружии.
Остап взглянул на перепуганного ротмистра, со свистом разрезал воздух клинком и вложил его в ножны. Ротмистр, все еще фыркая, наскакивал на Веригу, осыпая его бранью.
Ярина изменилась в лице: она и мысли такой не допускала, чтобы кто-нибудь осмелился оскорбить отца и чтобы отец не зарубил обидчика. Слезы выступили у нее на глазах.
— Тату, это же позор какой! — Она соскочила с коня, подняла с земли мушкет и прицелилась в ротмистра. — Пане, проси прощения, не то застрелю!
— Казацкая кровь у тебя, дивчина, — сказал Кривонос, отводя рукой мушкет. — Мы с паном на саблях померяемся. Ну, пане ляше, держи ответ и за себя и за выродка Лаща.
Ротмистр, только что испуганно съежившийся под дулом мушкета, снова напыжился, откинул голову и взмахнул саблей. Кривонос отступил на шаг, и на клинках засверкали красные отблески солнца, которое уже опускалось над степью.
Ярина так и застыла с поднятым в руках мушкетом, затаила дыхание, и только большие глаза ее сверкали, как клинки, провожая каждое их движение. Женщины вокруг нее ахали и в страхе закрывали лица руками.
Кривонос отбивал удары как бы шутя и с каждым выпадом теснил противника к воде. Когда ротмистр ступил уже в вязкую грязь, Кривонос вдруг наклонился, сверкнул зубами и мгновенно пронзил грудь ротмистра.