— Пан Станислав, кто это такой смелый? — спросила пани Четвертинская.
— Казак один, запорожец, вельможная пани...
— Хлоп, и такой рыцарь? Говорят, что скоро уже их всех уничтожат.
— На наш век, княгиня, их еще хватит.
— Но мне так хочется увидеть хотя бы одного!
— Обещаю, даже еще сегодня, вельможная пани.
В глазах княгини написан был ужас, лицо побледнело.
— Вы шутите, пан Станислав?
— Зачем же, княгиня? Пан Чаплинский, у вас в челядницкой был есаул Пешта, приведите его сюда.
Но тут заиграл оркестр, мужчины подали дамам руки, и под торжественные звуки полонеза все поплыли в зеленый зал. Самуил Лащ готовился тоже стать в ряд, но к нему подбежал дворецкий и, низко кланяясь, шепотом сказал:
— Пана коронного стражника ждет за дверью гонец по неотложному делу. Что пан прикажет?
— Он, может быть, с Дикого поля, от ротмистра?
— Прошу прощения, он не сказал.
— Позови его сюда.
В дверь вошел серый от пыли Юзек с бумажкой в руке. Лащ взбесился.
— Хам, где же ты восемь дней пропадал?
— Припадаю к стопам панским, меня пан ротмистр с грамоткой послал в стеблевский двор, а пан сюда...
— С разъездом ничего не случилось? До сих пор нет.
— Прошу, ласковый пан, все обошлось хорошо, мы там новый хутор нашли, хлопы, как овцы, разбежались.
Лащ пробежал глазами записку.
— Как овцы, говоришь? — И он захохотал. — И хорошие овечки есть?
— Ваша милость будет довольна, Юзек уж знает вкус вашей милости, — и губки и зубки как нарисованные!
Коронный стражник кинул гайдуку злотый.
— А это далеко?
— Хутор отсюда за три дня езды будет, но она уже тут, в Чигирине.
— Привез? Так ты знаешь дело — настоящий лащевец! За это получай еще!
Юзек подхватил и второй злотый и тут же понял, что попал в затруднительное положение: девушку с хутора Пятигоры он мельком видел сегодня в лавке через окно, но почему она оказалась тут и куда потом девалась — об этом он не знал. Вдруг Юзек вспомнил, что в лавке продавались цветы из воска для невест, и обрадовался, что нашел выход.
— Та девушка, ласковый пан, выходит замуж.
— Ну! Это хорошо, — сказал Лащ. — Пусть придет сначала попросит разрешения у своего пана.
— Но, прошу пана, она казачка, она вольная.
Коронный стражник рассердился:
— Так тебя еще надо учить, как служить пану? Олух! — И он ушел в зал, где гремела музыка.
Гайдук почесал затылок и пробормотал:
— Вот тебе и на! Где ее искать в Чигирине — это тебе не хутор!
IV
Максим Кривонос не мог больше задерживаться на хуторе Пятигоры. Не ради сватовства к девушке пробирался он на волости. Настало время положить конец сладкому покою Речи Посполитой, купленному горем украинского парода.
После маслоставской комиссии казацкой охраны на границе фактически уже не существовало, и потому татары этой зимой ворвались на Украину, прошли до Белой Церкви, опустошили весь этот край, забрали скот, захватили около тридцати тысяч человек в полон и беспрепятственно возвратились в Крым. Польша молчала. Больше того, продолжала выплачивать татарам позорную дань — лишь бы только иметь возможность пировать и наслаждаться миром. Это требовало денег, и дозорцы тянули жилы из посполитых, а они с каждым днем все чаще восставали против своих угнетателей, бежали куда глаза глядят. Беглецы собирались по большим лесам — таким, как Лебедин, Черный, Мотринский, — или переселялись в Московщину. Это была та сила, за которой поднимется вся Украина, а тогда и казаки должны будут взяться за саблю. Беглецы пока что на свой страх и риск совершали налеты на ближайшие хутора, убивали панов и снова скрывались в пущах или пробовали пробиться на Сечь. Но дорогу на Низ преграждал им на Днепре Кодак, а того, кто пытался пробраться степью, нередко заарканивали татары или раздирали волки. На казаков, проживавших по волостям, посполитые не возлагали больших надежд. Единственной их надеждой были браты из Низового войска Запорожского: ведь придет время, и запорожцы снова восстанут против панов: тогда и посполитые помогут им косами.
Максим Кривонос до ординации сам ходил в реестровых и знал лучше других сокровенные думы рядового казачества. За внешней покорностью, за мнимой преданностью короне польской и у них руки рвались к мечам — за Украину, за ее свободу, за веру греческую. Знал Кривонос и тайные мысли пузатой старшины. Многие толстосумы перестали бы печалиться о судьбах Украины, если бы корона уравняла их в правах с польской шляхтой. Таких разве что буря сорвет с места.
— Ну, как идут дела? — спросил Верига, понизив голос.